Стихи

Запад есть Запад
Восток есть Восток.
С детства твержу я
Фальшивый урок.

Школа Узнадзе
Леонтьева школа.
В школах нам это
Внушали сурово.

Выросли вроде
Зачем же опять
Школьные правила
Всем повторять.

В школьных домах
Защищают стены,
Но в этих домах
Вымирают темы.

Границы почтенья
Границы науки.
Проснитесь Узнадзе,
Леонтьева внуки.

Не стоит забыть ли
Постылый урок
Запад есть Запад.
Восток есть Восток.

Бояре громко крикнули «Ле Хаим»
И грянул туш за свадебным столом.
Марина превратилась в королеву,
А Леня стал из принца королем.

Чего Вас ждет, того никто не знает.
Но лишь одно известно наперед
С Мариной никогда не заскучаешь.
Она во всем прекрасное найдет.

Известно также, что любую радость
Как и печаль
                с ней Леня разделит.
Вы сейчас Одно,
                Двоих уж не осталось
И это гости ставят Вам на вид.

Они стояньем радость выражают.
В тарелки мечут разную икру.
При этом все, конечно, понимают,
Что Леня – ТОТ
                нашел сегодня ТУ.

Мы не знаем верна ли дорога.
Вдруг наивен мой к новому путь.
Но должен же хоть кто-то попробовать
Это общество перевернуть.

Потом мудрецы всё взвесят
Философы разберут
И может с иронией скажут -
Пророки на пять минут.

Мне трудно так в веке нашем
Он трещит точно детский костюм.
Нету сил его больше донашивать
Потому я бросаюсь в бунт!

Шапка егеря, книга Эшера
И в ней мир
                невозможных форм.
Подстрелить б Вам
                с коня не спешиваясь
То, искал что датчанин Бор.

В невозможном и дополнительном
Всегда свой найти поворот
Пусть открытия
                удивительные
К Вам придут
                в високосный год.

Посредине площади
Стоит и в бубен бъёт
С удивленьем слушает
                  Его народ.
Вдруг откуда ни возьмись – машина черная
Точно мрачная повестка похоронная.

Пятна крови, скоморох на мостовой
«Мёртв» - толпой дыхнула –
Нет, живой.

Оттер губы, поднял бубен
И, покачиваясь, встал.
Бьёт в свой бубен, мертвых будит
Тишину клочками раскидал.

И вот уже идут по городам,
Свои напялив шутовские шапки.
И пусть не спиться новым королям
Их мысли «правильны», банально гладки.

Дрожи от страха праведный сенат
Пусть Бонапарт выкатывает пушки.
Мы скоморохи, мы спасти должны
Родное наше время от удушья.

Чиновник вдавлен в теплую кровать
В штабах от крика рвутся телефоны.
Летит приказ: «Колоть, рубить и рвать!»
Но Бонапарт растерян – их мильоны.

Задерну занавеску, палачи,
Мне по душе такая клоунада.
Всегда рождалась истина в грехах
И истина всегда была наградой.

Поэтов не судят.
Их убивают.
Но после поэтов
Не забывают.

Не примерить мне двух послов
Слова без смысла,
Смысл без слов.
Когда б в одно их слить я смог
И во дворец тебе послать,
Они, не убоясь врагов,
Сумели б всё тебе сказать.
Как ночью в диких кабаках
Среди патрициев, толпы
Твое я имя разливал
Вином на белые холсты.

А позже, тайно, тенью вора,
Проплыв меж строгих сторожей,
Впадал в гробницы фараона …
Но где вы, вещи без людей?
Не примирить мне двух послов
Слова без смысла,
Смысл без слов.

Стою и жду.
Мой друг целуется.
Ему уютно и тепло.
Пустая Фрунзенская улица.
Ему знакомое окно.
Стою и жду.
Дрожу от холода
В себе надежду затая,
Что на другой обычной улице
Он ждет,
Ну а целуюсь я!

Ненаписанных истин,
Не взошедших рассветов,
Я последний подписчик
Не рожденной планеты,
На которой все вещи,
Просто вещи. Без сути.
Мой ненайденный город
Здесь никто не осудит.
И никто не посмеет
Здесь рассыпать словами,
В этом мире моем,
Не пришедшем в сознанье.

Поздней московской ночью
На пустеющих мостовых
Милиционер разборчивый
Арестовал мой стих.
За то, что он праздно шляется
И пристает к прохожим.
За то, что не меру прост он,
За то, что не складно сложен.
Предъявили ему обвинение
И доставили в отделение.
«Без паспорта и без имени.
Вы не находите странным?»
С издевкой:
                  «Чего вы ищите?»
«Инея и тумана.
Ищу необычных истин
В самом обычном мире.
Ищу смешных желтых листьев,
Про которые вы забыли.
Нам не понять друг друга», -
Сказал это стих и вышел
В гущу московских улиц
Странных искать мальчишек.
«Иванов. Принесите чаю.
Нездоровые настроения».
Утро уже настипало
В 22 отделении.

( 22 отделение находится около ботанического сада)

Потомок Абрама! Потомок Исаака!
Терпенье иссякло, терпенье иссякло!

Иду сквозь пустыни к далекому брату.
А кончим арабов, вернусь я обратно!

Постой и подумай  о, сын Иудеи,
Не силой века потеснили евреи.
Вернешься домой, а там ждет тебя плаха.
Не век побеждает Давид Галиафа.

Я говорю на языке
своих отцов и дедов.
Я говорю на русском языке.
Но жил раввин,
         пейсатый, странный предок.
И древний тот язык
                  не ведом мне.

Не те
В своей немой неправоте
Всегда неправые уверены.
Стоят безмолвные не те.
И ждут, годами непроверенные.
Непонятые, мной невыстраданные
Ко мне бредут чужие истины,
И если строки эти искренни,
То все ж  звучат они неискренне.
И не живу я теми мыслями
Стихи чужие мной написаны,
Но не приплыл корабль к той пристани,
Где встреча с собственными мыслями.
В своей немой неправоте
Стоят безмолвные не те,
И ждут, стихи чужие…

Здравствуйте, Бела.
Здравствуйте, Саша.
Уже так поздно, а Вы пришли.
Я принес Вам Гарсию Лорку,
Я хочу Вам свои прочитать стихи.
И хочу Вам сказать,
Что я все уже понял,
А значит мне непонятно всё.
И что живу я
в пустынном доме,
где все чужое
и все мое.
Молчите Бела,
Вы улыбайтесь.
Вы говорите 17 лет.
Не стоит Бела,
Ведь я изливаюсь,
Я просвечиваю
                  Свой скелет.
А зачем?
Никому это неинтересно.
Нас много.
Мечтающих и безвестных.
Вы правы, Бела
Уже так поздно.
Скрипнув,
         Закроется дверь метро.
Исчезнет в метро
         Запоздалый прохожий,
Оставив на снеге
                  Прозрачный след.
До свидания. Все.

Авторучку возьму и тетрадь
И начну по тетради пахать.
И из-за нескольких строк,
Я изувечу листок.
Я бы мир изуродовать смог
Из-за несколькиз нужных строк.
Но не найдены несколько строк.
И пуст первый критик –
                           листок.

Как весенние качали закачали
Мою голову весенние печали.
         Семнадцать лет. Смешно.
                  Но, право, слишком.
         Мужчиною становится
                  Мальчишка.
Глаза на мир пошире открываю,
И гаммой разных красок ослепленный,
Я понимаю –
                  мира я не знаю!
Вблизи от страха замычал теленок.
Мы с ним родня.
         И в том различье наше,
         Что он мычит,
         А я молчу
                  От страха.
Молчу…
Кругом так много посторонних.

Слегка прищуривши глаза
С улыбкой смотрят на меня
В смешной наивности виня.
Я рад,
         что в том моя вина!
Да,
Я чудак и фантазер.
И говорю,
Что мир прекрасен.
Прекрасен тем,
Что он не ясен!
Что небо формулой не выразишь,
Что звезды в небе не сочтешь.
Пускай законы соблюдаются,
Ты
         Неожиданного ждешь.
Меня в наивности вините,
Себя же у себя крадя.
И ты, размеренный любитель,
Не перейдешь через «нельзя».

Так спите Воры
Нет затворов
Надежней вашего ума.
Мечта не выйдет,
         спите воры.
Но вот по-моему только зря
Находят люди облегченье,
Вас реалистами зовя!

(лето кончилось).

Я не верю в богов Олимпа.
Я не верю в добро и зло.
Это лишь упрощенные символы,
В жизни сложнее.
Но
Мы, конечно, хотим быть добрыми,
Создаем себе сами бога.
И как ёлку его разукрашиваем
В мешковину и римскую тогу.
И не рождаемся злыми мы,
Нам понятья понять не дано.
В жизни так часто встречается,
Что добро принимаешь за зло.

А это такие же боги…
Нами они разукрашены
Пестрыми мыслями нашими.
Разве, что только найдены
Они на другой дороге.

Я обшариваю полушария,
Я отыскиваю себя.
Время – медуза, цежу сквозь пальцы.
«Талант» скупо раздаривал краски
священник хромой,
         он тащился к органу.
Звуком людей разделял на касты.

«Таланты. Ничтожества.
В потолок Божества.
Великие множества.
Нет родства».

Полумрак.
Тишина.
Культ религии высшей.
Полновластный хозяин Талант,
Звук рождающей музыки слышен.
Я вхожу –
         и теряю глаза.
Полотна. Холсты.
Всё в рубцах от кистей.
На полу мысли
         разбросаны рваные
Слепки будущего людей
Смотрят мрачными истуканами.

Осторожно пройду в галерею
Меж Коперников и Галилеев.
Загляну по чутью в угол правый,
И замру, и попячусь назад.
Там, в углу
         в паутине паучьей,
Сквозь неясные очертанья,
Я нашел, что искал.

НЕ УВИДЕЛ.

(а за урной лежало призванье).
Я обшариваю полушария.
Я отыскиваю себя.

Они все мудрили
         от нечего делать.
Имена свои в столетия вдалбливали.
Мое лишь на доске
         напишут имя мелом,
Когда поставят двойку
         мне по алгебре.

Древние вазы с рисунком причудливым
Нам раздаются могучими судьями.
Вазы не вечны, но могут по старости
Быстро разбиться от мысленной вялости,
В них затаился источник движенья.
Где же вы,
                  вазы воображенья?

Век двадцатый – дракон кудлатый.
Всюду корявые лапища.
От них никуда не спрячешься.

         Стоят детишки,
         Приятные лица.
         Ах, как их любит

Моя милиция.
Смерч пробежал
Над толпой дрожа.
Гаркнул юнец с бородой ежа.

         «Глядите, девчоночка,
         Ну жизни друг.
         Довольно сослил,
         Ослоумный битюг».

Волос откинут,
небрежно смят.
Глаза девчонки
их манят.
И будто в них
раскаленный газ
Танцы модерн
кидают под джаз.
Чей-то грохочет
пропитый бас
«Андрей! Тебя балуют,
но не нас.

(Может Вам весело?!)

А вон, как индусочки
в ритме твиста
Гибко колеблются
два онаниста.

А там вон,
Подвыпивший сутенер
         дам убеждает,
Что он – Нильс Бор
Есть и такие
         и мы это знаем
Что ж тут такого
         живем ведь не в рае!
Красная площадь,
         звезды сияют.
Сверстники. Сверстники
         так гуляют.

А там в подворотне
         с проваленным носом,
Гад философствует
         над доносом.
В мозгу спирохета
         свилась спиралью.
Глотка покрыта
         белой эмалью!
Пишет донос на мое поколение
Ну и пусть.
Гуляйте, танцуйте
         потомки Есенина
К черту грусть.

Человек – это звучит гордо:
Вариация аминокислот,
Позвоночник –наследство хордовых
И генетический код.

Хочу я ночью у костра
Рассказы слушать старожилов.
Хочу я как-нибудь в горах
Таланта обнаружить жилу.
Хочу бродить я по лесам
С ружьем своим двуствольным.
Хочу я жить как я хочу,
Того с меня довольно!

Наши шаги - наши враги – годы.
Мы идем всё вперёд
Шаг за шагом – год.
Дорога назад размыта.
Марафонский бег
Чемпионов нет.
Каждый финиша страшится.

         Годы спешили
         Ноги устали
         Годы не знали
         Всё кончится в мае …

В мае, когда наступает весна.

У Смоленского бульвара – воробей.
Отвернулся и не смотрит на людей.
Он считает, что они ни к чему,
Ни к чему эти крики машин,
Ни к чему этот шум и бензин,
И вообще человек ни к чему.
Он, конечно, не прав, воробей,
Но пойдите, докажите ему.

Я еду в автобусе из никуда.
Люди и судьбы проносятся мимо,
И, как афиша, моя судьба
Снята с театральной витрины.
Стою на своих театральных подмостках,
Играю под Вас я людей положительных.
Только себя мне сыграть непросто.
Будут смеяться зрители.

         Но я верю в свой день.
         Я афишу сниму,
         И себя самого сыграю.
         А где я сейчас?
         Я сейчас в плену
         У общепринятых правил.

Пришла пора осенняя,
сегодня воскресение.
И солнечные блики
рассеяно блестят.
Есенинские девушки
мечтают о Есенине,
А обо мне спокойно,
негромко говорят.

Смешон мир и странен
В нем что-то не так.
Я в нем иностранец,
Печальный чудак.

Не примерить мне двух послов:
Слова без смысла,
         смысл без слов.

Не хочет смысл войти в слова –
Мол, площадь здесь ему мала.
Мол, здесь все плоско и мертво.
Слова же не поймут его:

         Грамматики не признает,
         Ломает формы, фразы рвет.
         Что не подай – все не годится,
         Ему не писаны законы,
         Он переходит все границы.

Веками бьются два посла –
Слова сражаются со смыслом.
Однако, рвется немота
И стих рождается как искра.

Кто ж урезонит тех двоих?
Поэт приходит,
Мирит их.

Я в молчании солидарен
С половиной моей страны.
Коли б все замолчали разом.
Громче б не было тишины.

Язык столетья – слоновый бивень,
И не понявший его наивен.
Обидно и горько,
А в общем-то просто –
Мир ослеплен блеском внешнего лоска.
По жизни шагаю,
В тумане версты.
Что дальне не знаю,
И порчу листы.

Весь класс заснул,
              как бы в полночной неге.
Тебя так слушают
                         великий демократ,
И ураган твоих могучих мыслей
Застыл в зевках
                         моих родных ребят.

Спит Вера Пална…
                         третий сон, четвертый.
Ребята спят
                         уже какой урок.
Учитель «сонную» свободу поясняет,
А гвоздь Рахметова
                         буравит потолок.

Остался след от Ваших кед
И от моих сапог.
След рвался из пыли
Но вырваться не мог.

Остался след моих надежд,
Наивных до смешного.
Банальна истина, но ты
Нашла во мне другого.

Я вырвал след от Ваших кед,
Но след моих сапог
Все рвался, рвался из пыли,
А вырваться не смог.

Все можно проверить, измерить и взвесить,
Лишь душу нельзя просчитать.
Такое бессилье психологов бесит
И ночью мешает им спать.