Сижу, безнравственный бездельник,
Сегодня я опять без денег,
И я без девушек опять,
Мне с отраженьем танцевать …
Оно одно
Всегда верно,
За мной волочится.
Скажите, скоро это кончится?

Во мне живут четыре беса.
Один – мечтательный поэт,
Которого не знает пресса.
Другой – забывчивый повеса,
Ушедшей ночи ищет след.
А третий – мрачный меланхолик,
Рожденный словно для забот.
Четвертый – я!
Как он устроен,
Пока никто не разберет.

Захожу я не в дом, а в том,
Напечатанных тех стихов,
Тех, живущих и без страниц,
Разъезжающих по молве,
Кучер призрачных колесниц
Гонит эти стихи ко мне.
И везет он ко мне их боль,
По дороге не выронит страх,
И о том, что будет со мной,
В напечатанных тех стихах …

Я изобрел тебя из пустоты.
В себя одел.
И под себя примерил.
Но пустотой внутри осталась ты,
А я, как бог в людей, в тебя поверил.

Человек – это звучит гордо:
Вариация аминокислот,
Позвоночник –наследство хордовых
И генетический код.

Хочу я ночью у костра
Рассказы слушать старожилов.
Хочу я как-нибудь в горах
Таланта обнаружить жилу.
Хочу бродить я по лесам
С ружьем своим двуствольным.
Хочу я жить как я хочу,
Того с меня довольно!

У Смоленского бульвара – воробей.
Отвернулся и не смотрит на людей.
Он считает, что они ни к чему,
Ни к чему эти крики машин,
Ни к чему этот шум и бензин,
И вообще человек ни к чему.
Он, конечно, не прав, воробей,
Но пойдите, докажите ему.

Пришла пора осенняя,
сегодня воскресение.
И солнечные блики
рассеяно блестят.
Есенинские девушки
мечтают о Есенине,
А обо мне спокойно,
негромко говорят.

Смешон мир и странен
В нем что-то не так.
Я в нем иностранец,
Печальный чудак.

Я в молчании солидарен
С половиной моей страны.
Коли б все замолчали разом.
Громче б не было тишины.

Язык столетья – слоновый бивень,
И не понявший его наивен.
Обидно и горько,
А в общем-то просто –
Мир ослеплен блеском внешнего лоска.
По жизни шагаю,
В тумане версты.
Что дальне не знаю,
И порчу листы.

Темнота. Дома. Подъезд.
В нас с тобой вселился бес.
Вышли.
Та же дата.
Тот же год.
Только мир
Уже не  тот!