Драма «Психодрамы», или История психологии личности в зеркале Джекоба Леви Морено

Юбилей психодрамы профессиональное сообщество отмечает тематическими конференциями и семинарами. Одним из таких событий стал фестиваль «Психодрама: испытание временем (к 100-летию психодрамы)», который состоялся 2 и 3 апреля 2021 года. В своем вступительном слове Александр Григорьевич Асмолов, доктор психологических наук, академик РАО, заведующий кафедрой психологии личности факультета психологии МГУ им. М.В. Ломоносова, научный руководитель Школы антропологии будущего РАНХиГС, рассказал о книге Игоря Борисовича Гриншпуна, которая выйдет к юбилею метода.

Предо мной рукопись монографии Игоря Гриншпуна «Идеи Джекоба Леви Морено в контексте развития западноевропейской и североамериканской психологии ХХ столетия». Эта рукопись академически названной книги о неакадемическом человеке — поэте науки об обществе и личности и, главное, Человеке Действия, страстно мечтавшем, чтобы его идеи о психодраме, социодраме, социометрии изменили мир.

Его идеология ёмко передана названием вышедшей в 1934 году в США книги «Кто выживет?». На этот вопрос Морено дает свой ответ: выживет, кто творит.

Книга о Морено, которую я бы по праву мог назвать первой в России краткой энциклопедией психодрамы, написана пером влюблённого в Морено человека Игорем Гриншпуном, который так и не увидит своё произведение вышедшим в свет.

Если бы мне удалось встретиться с Игорем Гриншпуном, то я, в силу своей оптики видения истории психологии, рискнул бы обратить внимание на поразительное совпадение ряда моментов судьбы Джекоба Леви Морено с судьбой другого психолога — Льва Выготского.

О Льве Выготском в монографии Игоря Гриншпуна не сказано ни одного слова. И это нормально. Нормально, потому что любовь к тому или иному мыслителю, вольная или невольная идентификация с ним рождает разные картины мира. Нормально и потому, что для того, чтобы стать психологом, стать мастером своей профессии, непременно надобно влюбиться в другого Мастера. Мы с Игорем Гриншпуном влюбились в разных мастеров: он — в Морено, я — в Выготского. И потому, хотим мы того или нет, мы по-разному видим эволюцию науки и по-разному превращаем ее в свою «автобиографическую память».

Если бы состоялся диалог двух влюблённых в разных мыслителей исследователей, то я бы рискнул спросить: «Игорь, а вас не удивляет, что у стартовавших в самом начале бурного ХХ века корифеев психологической науки и сходные точки отсчета, и сходные мечты?» И применительно к биографии Морено, и применительно к биографии Выготского вполне правомерно было бы использовать следующую формулу: «Вначале был Шекспир. Вначале был театр. Вначале был мир искусства». Мир искусства, помноженный на утопию, согласно которой искусства, породнившиеся с наукой, способны переделать мир, подарить людям именно то, чего не хватает измученному противоречиями человечеству, — счастье и социальную справедливость. А для того чтоб осчастливить человечество, надо, по мысли и Морено, и Выготского, Действовать.

…Действовать и Практику положить во главу угла, в основу своего жизненного пути. Эта Практика может именоваться, как у Морено, «терапевтическим театром» или же «театром спонтанности», групповой психотерапией, психодрамой или же социодрамой. Она может называться, как у Выготского, «инструментальной психологией»…

Эта практика может воплощаться в методах социального измерения межличностных отношений — знаменитой «социометрии» Морено. Или же в не менее знаменитой диагностике «зоны ближайшего развития» Выготского.

Для воплощения этих идей и практик в жизнь и для Морено, и для Выготского прежде всего необходимо прийти на исцеляющую помощь к «униженным и оскорблённым». Прийти с построенными на имитации театра и воображаемых ситуаций развития практиками, порождающими катарсис. И применить эти культурно-антропологические практики к тем, кто оказался обойдённым и затравленным обществом и государством — проституткам, иммигрантам в случае Морено; беспризорникам и умственно отсталым детям — в случае Выготского. Прийти и верить, будучи осенёнными идеями Анри Бергсона и Альфреда Адлера, что каждый ребёнок, каждый человек — «потенциальный гений». Только гений — изначально травмированный либо природой, либо обществом. Только гений, испытывающий комплекс неполноценности и находящийся не в ладу с окружающим миром.

…Список поразительных сходств, объединяющих ценностные установки творчества Джекоба Леви Морено и Льва Выготского, в моём несостоявшемся разговоре с Игорем Гриншпуном можно было бы без труда продолжить. Но разговор не состоялся, и я так никогда и не узнаю, что бы ответил на этот ассоциативный поток сознания Игорь Гриншпун.

Поэтому повторюсь, что Игорь Гриншпун был влюблён в Джекоба Леви Морено. И именно благодаря этой влюблённости он создал для нас свой спектакль, пригласив в историю западной психологии личности — «историю психологии от Морено». Игорь Гриншпун строит эту психологию как психологию «встреч» Морено с другими знаменитыми актёрами в театре психологической науки и практики, в театре культурной и психологической антропологии. Вся книга Игоря Гриншпуна о Морено чем-то напоминает полифонический роман, роман в диалогах, героями которого становятся самые разные мыслители. Все они втягивались неутомимой энергией Морено в орбиты его творчества, его профессионального жизненного пути. Среди них Мартин Бубер и Анри Бергсон, Альфред Адлер и Гарри Салливен, Гордон Олпорт и Курт Левин…

Список мыслителей, с которыми общался Морено, поражает воображение. Поэтому книга Игоря Гриншпуна, ещё раз подчеркну, являет собой энциклопедию истории психологии, антропологии и групповой психотерапии, передающую дух творчества обойдённого вниманием отечественных историков психологии мыслителя — Джекоба Леви Морено.

Своей книгой Игорь Гриншпун доказывает, что идеи «Человека Действия» Джекоба Леви Морено — не горят. Как и не сгорела, благодаря друзьям Игоря Гриншпуна, рукопись его книги «Идеи Джекоба Леви Морено в контексте развития западноевропейской и североамериканской психологии ХХ столетия».