Стрельба в Казани. Борьба будет без пощады и без толку

По следам трагедии в казанской школе ожидаемо предложено много разных мер, призванных не допустить повторения трагедии. Прежде всего — ужесточение контроля за оборотом оружия в стране. Профильный комитет Госдумы срочно одобрил к первому чтению законопроект, в котором содержится запрет на выдачу лицензий обладателям более одной судимости, злоупотребляющим алкоголем. Лишение лицензии за пьянство и за отказ в доступе проверяющим из Росгвардии. Среди прочих инициатив по контролю за оружием — повышение минимального возраста с 18 до 21 года, запрет на хранение списанного оружия, обязанность сообщать о его утере в течение суток. Наконец, немало слышится в эти дни и предложений запретить охоту, которая сегодня видится как «варварское развлечение сытых» — и с ней охотничьи ружья, которое составляет большинство «стволов».

Но контролировать предлагается также и интернет, в котором многие видят опасную зону, где распространяются призывы и похвальбы террористов. Здесь озвучен ряд инициатив: и премодерация — очередная цензура интернета, и деанонимизация — регистрация каждого пользователя, и инициатива ФСБ по хранению ключей ко всей зашифрованной информации. Заодно предлагается запретить упоминание имен террористов в СМИ, поскольку многие террористы охочи до геростратовой славы. Ну, и, конечно, усилить охрану учебных заведений.

Все предложенное — ожидаемо и вполне сообразно общему контексту российских реалий. Вопрос: будет ли толк?

Карен Казарян, директор Института изучения интернета:

Начнем с того, что премодерация противоречит Конституции: есть свобода распространения информации. Но это еще и технически неисполнимо. То количество материалов, которые пользователи оставляют в интернете, невозможно никаким образом проверять до их публикации.

Очевидно, что с этим не справятся никакие цензоры, и это должен делать какой-то алгоритм, но эффективность подобного алгоритма вызывает вопросы. Роскомнадзор сам жалуется на то, что где-то что-то заблокировали или удалили по ошибке. Если требовать проверять всех, такие случаи будут каждый день.

Если мы говорим про незаконный контент, то у нас уже принята пара десятков законов, которые обязывают владельцев площадок на него реагировать. Какой смысл принимать еще один, я не вижу. На мониторинг сетей школьников после аналогичной трагедии в Керчи были все силы брошены. Но результат…

«Деанонимизация» — вообще странное заявление. По факту это все есть. Нет никакого анонимного интернета. У нас уже довольно давно все пользователи интернета так или иначе идентифицируются. Договоры у провайдеров связи — именные, вы предоставляете свои паспортные данные, когда покупаете SIM-карту. Все операторы связи соблюдают «закон Яровой» и хранят записи своих абонентов.

Хранение ключей — тоже одно из требований «закона Яровой». А то, что оно плохо технически исполнимо, и не очень понятно, каким образом это должно в данном случае помочь — вопрос другой. Что предлагать в очередной раз меры, которые не очень хорошо работают! Они не учитывают современные технологии шифрования. Перехватить и расшифровать весь трафик все равно невозможно. Возможен целенаправленный перехват конкретного злоумышленника. А пассивная схема — вот здесь мы храним трафик, здесь — ключи, и можем в любой момент расшифровать — так не работает.

Эти законы пишутся людьми, которые не разбираются в вопросах интернета и связи, зато могут вас покровительственно похлопать по плечу.

Сергей Асланян, эксперт в области автотранспорта и оружия:

У нас уже много правильно продуманных и хорошо реализуемых норм в связи с оборотом оружия и контролем за ним. Но это не решается в один присест. Невозможно взять и отрегулировать отношения общества, государства и производителя оружия одним указом.

По части выдачи справок, у нас отлично отработанное «сито». Когда человек приходит в лицензионно-разрешительный отдел, чтобы получить право на покупку оружия, его направляют к наркологу, на анализ мочи на наркотики в закрытый кабинет, а потом на беседу, где нарколог задает конкретные вопросы.

Если говорить про возраст, то пистолет у нас и так можно иметь лишь с 21 года. На танк тебя в армии посадят с 18 лет, а пистолет — только после дембеля. Между тем, у нас национальностям Крайнего Севера или Кавказа, имеющим традиционный уклад жизни с ношением оружия, можно носить его с 16 лет. И мы не слышим оттуда новостей о каких-то связанных с этим трагедиях. А казаки на Руси с пяти лет стреляли и скакали верхом, и казачество было лучшей кавалерией на планете. Давайте, говорят, ограничим списанное оружие. А это при чем? Стрелок в Казани, что, шел со списанным оружием? Нет. Он купил примитивный гладкоствол, к тому же дешевый турецкий.

Казанского стрелка проверили, он сдавал анализы, он не употребляет наркотики, он не алкоголик. А что с ним произошло после нового года, с тихим учеником колледжа? Смена личности произошла за несколько недель.

Он в интернете написал, что идет убивать, и шел по городу со стволом наперевес. Он не достал его в последний момент. И это в Казани, где количество видеокамер на душу населения одно из самых высоких в стране. Казань вся полностью просматривается, а полиция заявляет, что ей никто не позвонил. Причем тут ограничение возрастов и типов оружия?

Почему он открыто вышел из дома уже с ружьем? Не потому ли, что это был его последний шанс быть остановленным? Почему о том, что едет или летит Навальный, знают до секунд, а о том, что в школе произошла бойня, узнают из СМИ?

Предложения запретить охоту — это все равно, что предложения запретить автомобиль в интересах экологии. Не получится запретить оружие: в нашей стране, по разным оценкам, находится 5-7 млн легальных стволов и до 15 млн нелегальных. Ну, попробуйте их запретить! Охота для дальних регионов уже давно стала средством выживания. Только в параллельной реальности это лишь «охота сытых людей для удовольствия». У нас в год порядка 500 стрелковых соревнований самого высокого уровня, и наши спортсмены регулярно становятся чемпионами мира.

Если мы хотим чего-то эффективного, должна быть реформа МВД, а заодно нужно посмотреть на телеконтент — хватит растить дебилов. И воспитание — в плане понимании оружейной культуры. Ребенок приходит в школу: с первого дня — ПДД, со второго — ОБЖ, как выжить, и с третьего дня — оружие, и вот к 10-11 классу человек будет знать, что делать, если загорелась школа, и что делать, когда стреляют.

Ничего этого нет. Есть только новые варианты ограничений.

Алексей Макаркин, заместитель директора Центра политических технологий:

Меры достаточно разные. Контроль над оружием — общая большая тема для всего мира. В США право на ношение оружия есть в Билле о правах. Но он принимался в XVIII веке, когда человек должен был защищать свою ферму и дом, а шерифа не было за десятки и сотни миль вокруг. А в современном городе оружие может с куда большей вероятностью попасть в руки человека неадекватного. У нас это объясняется необходимостью охоты, и есть сильное охотничье лобби. Но усиление регулирования в этой сфере необходимо и реально.

Что касается школьной охраны — это вопрос финансирования. У региональных бюджетов с деньгами напряженка, у родителей с деньгами тоже плохо. И вместо охранника сидит пенсионерка, которая может в лучшем случае нажать кнопку. Вот здесь надо бы найти источники финансирования, это вполне целесообразно.

А вот что касается регулирования интернета — это любимая тема для наших охранителей. Но у нас уже приняты законы по этой части. А этот человек-то особо и не скрывался! Он организовал свой телеграм-канал и высказывал прозрачные намеки, на которые, наверное, должны были обратить внимание. Новые меры могут привести к тому, что под ударом окажется как раз мирный человек, который занимается мирным протестом. Необходим баланс между мерами безопасности и соблюдением прав человека. В таких ситуациях общество часто готово поддержать любые меры, но надо понимать последствия.

А имена террористов, я думаю, все равно, будут упоминать, хотя бы и не в СМИ — в соцсетях будут. В СССР и вовсе почти не сообщали о таких трагедиях, газетные статьи были в первую очередь о том, как проходит уборочная страда. А трагедии-то были — и захваты самолетов, и дезертиры с оружием открывали огонь в 1970-е. Никто из них не ждал, что о них расскажут по телевизору. Если террористы и думают об этом, то исходят из того, что поклонники у них будут. И тип людей с таким интересом к ним есть — пишут же преступникам письма в колонии.

Александр Асмолов, заведующий кафедрой психологии личности факультета психологии МГУ:

Подобные меры — это мобилизационные меры в кризисной ситуации, в стиле «клюнул жареный петух». Как временная анестезия. Но она не может продолжаться долго. Не существует ни одного эффективного варианта действий в стиле «к завтрему вышить».

Базовой причиной происходящего, как показывают данные социологических и психологических исследований, является то, что в нашей стране разрешение любых ситуаций через конфликт стало нормой обыденного сознания. Нет мирного урегулирования, медиации сложных ситуаций.

Для подростков 14-18 лет предпочтение конфликтного разрешения ситуации становится ярко выраженной тенденцией. Мы давно привыкли к буллингу в школе и не занимаемся ключевыми причинами роста агрессивного поведения подростков и молодежи.

Пока в культуре конфликт правит бал, мы будем иметь рост агрессии, ксенофобии, фундаментализма и фанатизма. А самой уязвимой мишенью является именно молодежное и подростковое поведение. Они наиболее восприимчивы к этой норме, без избыточной рефлексии, в ситуации, когда им кажется, что весь мир против них. Это четкое поведение подростка, которому была нанесена мощнейшая психологическая травма.

Посмотрите на все, что происходит в политике. На любой чих: «Мы самые сильные, самые гордые!», бьем себя в грудь и готовы наброситься на обидчика. Транслируя «а-ля Соловьевых» через экран, мы формируем в бытовом поведении поиск врага как ключевую стратегию развития личности. И после этого вы хотите, чтобы эта стратегия, как ружье, висящее на стене, не выстрелила!