Как остаться человеком в бесчеловечную эпоху?

На очередном заседании клуба «Норма и деятельность» обсуждалась тема «Антропологический поворот».

Казалось бы, в дни «неслыханно болевые» невозможно сосредоточиться на чем-либо кроме горячих новостей, которые становятся все тревожнее с каждым днем. Однако, если вдуматься в понятие «антропология», то окажется, что это злободневная тема, достойная внимания сегодня как никогда.

Антропология – это научное исследование о человечности, связанное с поведением человека, культурой общества и в настоящем, и в прошлом. Социальная антропология изучает закономерности поведения, в то время как культурная – нормы и ценности.

«Самостоянье человека – залог величия его»

Как остаться человеком в бесчеловечную эпоху? Что ведет нас в тех или иных действиях, что выше тех или иных прагматических условий, фобий и страхов, которые мы испытываем?

Такие вопросы поставил директор Школы антропологии будущего РАНХиГС, заведующий кафедры психологии личности МГУ Александр Асмолов в самом начале своего выступления, которое он построил на противопоставлении. Он рассказал о том, что в антропологии существует разделение на анонимные и персонализированные сообщества.

В первой системе действует принцип: незаменимых нет, а человек рассматривается как функция и средство для достижения конкретных целей. Во второй системе личность выступает как ценность, интересная сама по себе.

Как писал Пушкин, «самостоянье человека – залог величия его».

Главные ценности персонализированной системы: индивидуальность, неповторимость, возможность сказать свое «я», даже когда ты выступаешь против потока; понимание человека как единства разнообразия, в том числе умение «расслышать друг друга сквозь ветер на все времена» и принять другую точку зрения.

Если в анонимных системах победителей не судят, то в персонализированных этот принцип не работает, и победителей судят.

Особая категория – боли времени как вестники перемен. Сегодня человек стоит перед выбором – выживать или жить?

В первом случае это социальная слепота, равнодушие к окружающим, риск сведения человека к программам, к ролям и функциям. Отсюда возникает феномен выученной беспомощности, страх времени, страх войти в открытую дверь и ложное чувство, что «от меня ничего не зависит», а еще потеря смыслов и синдром эмоционального выгорания.

«Все эти боли времени призывают нас к необходимости действовать! Мы говорим о неопределенности, но она здесь, рядом, проблема в том, что мы не работаем с ней», – считает Александр Асмолов.

В ситуации неопределенности, непредсказуемости и стремительных изменений человек сам должен быстро меняться. Это как тест на преадаптацию – готовность к переменам и непредсказуемым ситуациям в условиях неопределенного будущего.

Не случайно, по мнению ученого, маркером времени становится массовый запрос на уникальность: интересны те, кто неповторимы и являются субъектами действий.

Антропология как коллективная ответственность

Академик РАО, директор московской школы № 109 Евгений Ямбург по-своему ответил на вопрос: как остаться человеком в бесчеловечную эпоху и как сделать так, чтобы наши дети не стали палачами?

Он проанализировал эту проблему на примере одной из самых трагических страниц в истории человечества – Холокоста, во время которого погибло 6 миллионов евреев.

Холокост стал его личной трагедией, потому что во время войны всех его родственников расстреляли на Харьковском тракторном заводе.

Чтобы понять, как люди становятся палачами, он рассказал историю Рудольфа Хесса, начальника Освенцима. Этот человек был хорошим семьянином и отцом пятерых детей, у которых он воспитывал любовь к труду: они ухаживали за растениями на огороде, находившемся на территории концлагеря. А в это же время заботливый муж и отец ежедневно посылал на смерть тысячи безвинных и беззащитных людей.

Как все это совмещалось в одном человеке?

По словам Евгения Ямбурга, «немцы были культурными людьми, но их идеология выносила за скобки евреев, цыган, славян».

Так несут ли потомки палачей ответственность за преступления своих отцов и дедов? Насколько актуальна библейская истина о том, что грехи отцов падают на их детей?

Отвечая на этот вопрос, Евгений Ямбург отметил, что многие дети нацистов не знали, чем занимались их отцы. После войны и Нюрнбергского процесса, разоблачившего злодеяния гитлеровцев, они испытали страшный шок.

«Тут началось немецкое покаяние. Многие из них приняли иудаизм, уехали в Израиль, женились на еврейках и поселились в городе Зихрон-Яаков, где живут сейчас дети и внуки нацистов», – рассказал Евгений Ямбург.

Правильно ли они сделали, фактически «наступив на горло собственной песне» и кардинально изменив свой образ жизни?

На этот вопрос нет однозначного ответа.

С одной стороны, известный педагог считает, что «антропология – это коллективная ответственность», с другой – дети не должны отвечать за грехи своих отцов.

В подтверждение второго тезиса они привел слова выдающегося ученого и правозащитника Андрея Сахарова, который писал: «Я верю, что в народе всегда сохраняются нравственные силы.

В особенности я верю в то, что молодежь, которая в каждом поколении начинает жить как бы заново, способна занять высокую нравственную позицию».

Свобода как беда?

В то же время Евгений Ямбург подчеркнул, что автоматически нравственная позиция не возникает. «Это зависит от наших личных усилий. Долго мрак продолжаться не может», – отметил он.

По его мнению, задача педагогики на ближайший период – воспитать внутренне свободных людей.

«Раб ничего не может сделать. В нас трусость генетически сидит. Только свободный человек может разрубить этот узел», – убежден известный педагог и ученый.

При этом он подчеркнул, что нельзя путать свободу и волю.

«Свобода предполагает ответственность, а воля – это полная анархия. Сознательная демагогия сегодня заключается в том, что нас пугают свободой, которая якобы приведет к бардаку. Это циничная ложь. Как раз свобода и ответственность взаимосвязаны», – утверждает Евгений Ямбург.

Научный руководитель ИПОП «Эврика» Александр Адамский привел в качестве примера Фирса – героя чеховской пьесы «Вишневый сад», который всю свою жизнь верой и правдой прослужил своим хозяевам.

Отмену крепостного права он воспринимал как великую беду, потому что таким образом в обществе был нарушен вековой порядок, и теперь Фирс чувствует себя лишним и не понимает, что ему делать со своей свободой.

Как распорядиться свободой – это одна сторона проблемы, а другая, по мнению Александра Адамского, заключается в том, что норма ограничивает развитие, ставит рамки на пути индивидуализации образования и его разнообразия.

Однако не все разделяют эту точку зрения.

Норма как инструмент разнообразия

По мнению академика РАН и РАО, зам. председателя Научно-методического совета Цифровой платформы учения СБЕРА Алексея Семенова, «в таких традиционных школьных предметах, как математика и информатика, технология, русский язык есть огромный простор именно для того, чтобы там нормативно осуществлять максимальное разнообразие».

Ученый убежден, что итоговая аттестация может стать инструментом разнообразия, если в ЕГЭ включить «олимпиадные задачи, неожиданные, ни на что не похожие, но очень простые, рассчитанные на массовых школьников».

Повседневный учебный процесс тоже можно превратить в творческий, если дать ребенку возможность изобретать и самому делать открытия.

«Он может изобрести систему исчисления в первом или во втором классе, может изобрести все школьные алгоритмы вместо того, чтобы их заучивать, а рутинные функции передать компьютеру вместо того, чтобы тренировать сотню раз одну и ту же бессмысленную с точки зрения ребёнка операцию. В этом мы видим тот самый гуманистичный смысл цифры, которая увеличивает разнообразие, увеличивает креативность, поскольку всё рутинное и противное передано цифре, а всё творческое, интересное, красивое, приятное, увлекательное, сложное в своём открытии остаётся у ребёнка», – отметил Алексей Семенов.

Таким образом, по мнению эксперта, норма, подкрепленная разнообразными цифровыми учебниками, на самом деле даёт огромный простор для такого антропологического поворота к разнообразию в жизни массовой российской школы».

Не склонен к пессимизму и директор московской школы № 548 «Царицыно» Ефим Рачевский.

«Не имеет смысла противопоставлять свободу и регламент. Без соблюдения баланса между двумя этими понятиями ничего в школе сделать нельзя», – считает известный педагог. В то же время он убежден, что «недопустима норма ради нормы, в противном случае порядок ради порядка рано или поздно приведет к Ordnung».

В дискуссию вступила главный научный сотрудник Института стратегии развития образования РАО, доктор педагогических наук, профессор, член-корреспондент РАО Наталья Селиванова, которая не согласилась с предыдущими выступающими. По ее мнению, в последнее время нормирование в такой тонкой сфере, как воспитание, привело к его деперсонализации.

Она назвала характерные признаки этого процесса: слепота к разнообразию, бегство от свободы, преобладание контроля над развитием и традиций над инновациями, ксенофобия.

«И поэтому, когда мы говорим об изменениях в воспитании, мы как раз пытаемся выйти за рамки деперсонализации, то есть на искусство жить с непохожими людьми (сегодня это особенно актуально), на когнитивную сложность, на самостояние личности», – отметила Наталья Селиванова.

При этом она подчеркнула, что эти качества не формируются сами по себе, их «надо выращивать и работать с ними, применяя дифференцированные методы воспитания, предоставляя каждому ребенку разнообразные пути развития».

Триггеры антропологических поворотов

По мнению завкафедрой образования и педагогических наук Южного федерального университета Александра Бермуса, великие антропологические повороты в истории педагогической науки строились в том числе на смене исследовательской методологии – от монопредметности и монологизма к диалогичности и метапредметности.

Причем триггером к таким поворотам служили кардинальные перемены и реформы в общественной жизни:

– 1860–1870-е годы, отмеченные отменой крепостного права, что стало благодатной почвой для появления прорывных педагогических идей Константина Ушинского, Николая Пирогова, Льва Толстого;

– 1917–1930-е, давшие России и миру Павла Блонского, Льва Выготского, Антона Макаренко (последнему приходилось работать в эпоху сталинизма);

– 1950–1970-е, ознаменовавшиеся XX съездом КПСС, на котором были представлены выводы из доклада «О культе личности и его последствиях», и эти первые ростки свободы повлияли на творчество Сухомлинского, на появление системно-мыследеятельностного подхода Георгия Щедровицкого.

– 1980–1990-е – это перестройка, породившая педагогику сотрудничества, идею непрерывного образования, модульность в обучении.

«Каждый антропологический поворот в педагогике так или иначе завершался в некоторой новой государственной форме и созданием новых норм. Но обязательны ли такие процессы? Посмотрим. Это опять будет зависеть во многом от нашего собственного усилия», – констатировал Александр Бермус.

Куда качнется маятник?

А как охарактеризовать нынешний этап и возможны ли новые антропологические повороты?

«Я думаю, что сейчас наступил такой период, когда само по себе разнообразие зачастую приводит к тому, что вместе с шедеврами, вместе с уникальными достижениями, вместе с прорывами возникает и серость, и большие острова консерватизма и много чего ещё. С одной стороны, есть опасность, что этот консерватизм все захлестнёт. Но невозможно и помыслить разнообразие без консерватизма. И научиться во всём этом жить, мне кажется, это гигантская задача, а не возвращаться снова к этому консервативному пути и ждать, что искры творчества через нас прорвутся», – отметил ректор МГПУ Игорь Реморенко.

Возможны ли новые антропологические повороты?

Выступление профессора НИУ ВШЭ Исака Фрумина обнадежило. Он рассказал, что ученые из Высшей школы экономики планируют провести большое эмпирическое исследование, посвященное инициативе и самостоятельности ребёнка в дополнительном образовании.

«Школа представляет из себя сложившуюся веками сложную структуру. Мы всё пытаемся один прутик в решётке оторвать. Но наши дети погружены в огромную систему дополнительного образования, где есть место инициативе. Без этого опыта инициативы нельзя говорить о становлении ребёнка как субъекта собственного действия», – подчеркнул Исак Фрумин.

Завершая дискуссию, Александр Адамский констатировал: «Если использовать метафору маятника, то усиление деперсонализации сегодня доходит до своей крайней точки в глобальной системе образования. Дело здесь не только в политике, хотя политика – это отражение педагогики, а в диктатуре показателей, о которой писал Джерри Миллер.

Поэтому антропологический поворот неизбежен, но тут возникает для нас очень важный вопрос: а готовы ли мы к тому, чтобы продвигать в общественное сознание, в практику основания этих идей систему норм, которые ее поддерживают и развивают? И это заседание экспертного клуба “Норма и деятельность” – первый шаг к тому, чтобы усилить это продвижение».