Предисловие к сборнику 2010 года
Не смотрите, что я снежный, Я все понимаю…
У Саши никогда не существовало проблемы Журдена. С детства он был убежден, что человек рожден говорить стихами. В проза — лишь досадная случайность. Нигде в доме нельзя было найти места, надежно защищенного от громкого голоса брата. Закрытая дверь не была помехой . Он уютно пристраивался на полу, требуя внимания к своему творчеству, и…обрушивал на вас – не стесненные ни голосом, ни рифмой — потоки слов. В семье к этому привыкли. Ребенку так легче говорить.
Именно тогда рождались первые страницы этой книги. И отличительная особенность стихов в том, что они не предназначались ни для печати, ни для читателя. Они рождались для себя и для тех близких, слушающих, кто входил в круг посвященных.
Шло время. Появились обрывки бумаги, отдельные странички. Они валялись повсюду, забытые и небрежно брошенные. Для порядка их скидывали в отдельную папку.
И только постепенно становилось очевидным, что это не разрозненные странички, а Диалог. Истоки его в раннем детстве, а продолжается он всю жизнь. Диалог с Собой. Потому что ты интересен себе больше всего. Потом Диалог с собой и с миром. Потом Вопросы. С каждым годом они только множатся.
В 7»А» классе появляется четверостишие:
Человек – это звучит гордо: Вариация аминокислот. Позвоночник-наследство хордовых. И генетический код.
…А дальше: «Я обшариваю полушария, я отыскиваю себя»…» Заболело горло от молчанья»… В 15 лет – Темнота. Дома. Подъезд. В нас с тобой вселился бес. Вышли. Та же дата. Тот же год. Только мир Уже не тот!
Предельная открытость. Обостренность стиха и чувств нарастает.
Порой неловко, что подсмотрел и подслушал чужое. Как будто вскрыл не для тебя написанное письмо.
И нежданная встреча: — «Всегда найдется маленький Дантес, а Гончаровой Пушкин надоест»- строчки, от которых не отказался бы ни один настоящий поэт. Когда начинаешь писать почти с пеленок – ты очень смел. На старте, на детском Олимпе, тесно от желающих попробовать свои силы. Но ряды их быстро редеют. «С лыжни» сходят десятками. Лишь счастливчикам удается сохранить этот огонь на всю жизнь. Очень хочется пожелать, чтоб Саша берег этот трудный дар.
Эта маленькая книжка вобрала в себя на только хронологические годы жизни, но и большой мир. В ней можно найти все – и юношеский максимализм, и неистребимое желание перевернуть мир, и чувство глубокой неудовлетворенности собой, и, конечно, постоянный поиск пути. И поразительные слова любви и признательности к своим учителям, которые могут стать хрестоматийными: «…Цени учителя не за поток слов, не за уменье говорить,- а слушать. Учитель! Выше нет в стране постов. Учителя! Спасите наши души!».
Остановлю себя, потому что почти все стихи в этой небольшой книжке хочется разобрать на цитаты.
Смею думать, если б он занимался только поэзий, то состоялся бы как самобытный и интересный поэт. Но… «Оставлю лучше я капризное искусство и, с горя, психологией займусь».
Так мы потеряли поэта и нашли ученого.
Так что нам остается только ждать новых книг в любых жанрах.
«Живу неоткрытый»
Поэзия Асмолова – он сам.
Я не имею ввиду, конечно, что его стихи, отделяясь от личности создателя, что-то теряют. Нет, — они находят читателя. Хотя, как говорил Маяковский, читать стихи надо учиться с авторского голоса. И когда Асмолов читает свои стихи, мы можем ощутить их необычный неровный ритм, подобный, может быть, шуму прибоя (метроному тут делать нечего; иногда он чуть ли не нарочито перешагивает приличия формы).
Говоря, что его поэзия – он сам, я хочу сказать, что он неотделим от себя как поэта. Кто не читал стихов Александра, для того будет оставаться загадкой многое в его личности. Я перечитываю сегодня то, что он писал в юности, и вижу человека, который, может быть, сначала состоялся в стихах, а потом повторил себя в творчестве нелитературном. Как если бы, в самом деле, слово в начале, а дело уже потом.
В 7 классе «А», достоверный факт, Асмолов пишет о себе: «хочу я жить, как я хочу, того с меня довольно» – так и живет с тех пор…
Поразительное чувство собственной индивидуальности! Когда-то, в работах посвященных Ландау, я прочитал, что человек-де должен еще заслужить право на индивидуальность. Знаменитое асмоловское: «Индивидом рождаются. Личностью становятся. Индивидуальность отстаивают» — не про него. Если кому-то покажется, что Асмолов, родился на свет индивидом, это будет явное упрощение. Создается впечатление, что в отличие от многих, он родился индивидуальностью сразу, прыжком без разбега. Во всяком случае, я не могу вообразить иное, оглядываясь в неизвестное мне его прошлое. Но я готов этот тезис отстаивать, опираясь на его стихи, на пророческое самоощущение, выраженное в строчках, которые я сейчас процитирую. Стихотворение не имеет названия, поэтому рискну дать ему имя сам – по первой строке: «Вы поймете» (а не просительное «Поймите…»):
Вы поймете, что я редок. Реже не бывает! Не смотрите, что я снежный … Я все понимаю. Не в стране тибетских храмов, Где в санскрите плиты, А в Москве у папы с мамой Живу неоткрытый.
Брошенное в будущее «Вы поймете» полностью оправдалось – многие поняли. А вот это ощущение «неоткрытости», я думаю, пожизненно при нем, — при всей, казалось бы, «открытости» его личности.
Так забавно поразмышлять об индивидуальности Асмолова в терминах Шпрангера. Помните, коллеги: «Теоретический человек…», «Политический человек…», «Эстетический человек…». Асмолов – он кто из них? Ну-ка, попробуйте втиснуть в рамки!…
Штейнер спрашивает: «Человек живет по правилам или против?» И сам себе отвечает: «Между». Асмолов правила ощущает иначе. Он вырывается из правил, — и свою идею прорыва сформулировал в стихах за четверть века до своей триумфальной докторской, в которой индивидуальность взрывает мир правил.
Но я верю в свой день. Я афишу сниму, И себя самого сыграю. А где я сейчас? Я сейчас в плену У общепринятых правил.
В 1977 году, он пригласил меня в гости: давай, говорим, сдвинем деятельность, напишем о «динамической парадигме»! Что напоминает мне это? Обсуждают книгу Асмолова «Психология личности» (одна из самых цитируемых книг за последние сто лет). Кто-то говорит: «Мы стоим на платформе…» (называет платформу). Асмолов мгновенно парирует: «хватит стоять на платформе. Пора бы уже и поехать!…»
К неадаптивности каждый из нас, он и я, шел своим путем. Но его неадаптивность – корневая, из него самого берущаяся, и с самого начала социально заточенная (моя – гораздо более отвлеченная, философско-эстетическая, не бунтарская). Нас сблизило чувство невыносимости заданного, предрешенного (если мир и прекрасен, то исключительно «потому, что неясен», пишет он задолго до того, как мы объединим с Александром свои усилия вокруг идеи неопределенности как блага). Саркастический перевертыш этой идеи у Асмолова выражен твердо:
Человек – это звучит гордо: Вариация аминокислот, Позвоночник –наследство хордовых И генетический код.
Еще мальчиком (его 17 лет для меня, с моей возрастной дистанции 58-летнего человека, это еще мальчик) он ощущал себя, я думаю, частью того круга людей, где есть Белла и ее друзья – Женя, Андрей[1]. Для меня это были люди старшего поколения, недосягаемые небожители, хотя некоторые из этих великих жили совсем рядом, на Черняховского.
Чем старше я становлюсь, тем удивительнее мне дом, в котором я вырос. Одна его часть принадлежала преподавателям потемкинского пединститута. Через стенку шумливая, но интригующая такая девчонка, дочка грозного, как мне казалось тогда, академика, Наташка Нарочницкая (один лучших политаналитиков России сегодня); на втором этаже – Мишка Кондратьев, он уже тогда был социальным психологом в нашем дворе (кто-кого учил тогда по деревьям лазить, уже не припомню); в подвальчике нашего подъезда Эрнст Неизвестный делает наброски с моей 14-летней сестры. Другая часть дома – актерская: Бондарчук, Скобцева, Пельтцер, Рыбников, Санаев, Глузский. С Андрюшкой Глузским режемся в снежки на поражение, в то время как Евгений Александрович Евтушенко выгуливает свою собаку в нашем дворе (или это легенда? повезет – спрошу).
Все эти кумиры детства рядом, но я и помыслить себе не мог почувствовать свою приобщенность к ним, общаться на «ты», и даже на «вы». Иное дело – Асмолов. «Здравствуйте, Бела». «Здравствуйте, Саша. Уже так поздно, а Вы пришли»… «Вы улыбаетесь? Молчите Бела, Вы говорите — 17 лет…» Или еще: «Тебе писали Женя и Андрюша…// …Девчонка рыжая // И татарчонок-плут…» Всё это для меня не только тогдашнего, но и «сегодняшнего» – запредельное.
А для Асмолова – всё это своё-личное, часть «мы».
Так что ж удивительного, что ты и в свои 17 лет был взрослее своих сверстников на десятилетия? Что при всей молодости своих лет и облика, он был всегда чуть-чуть над (а иногда и не чуть-чуть, когда надо было принимать решения за всю страну). В шутку ли, нет – но для него и стар, и млад, всё – «Дети мои…»
Надо прочитать стихи Асмолова, чтобы понять, что умение быть «берновским Родителем» – не только из семьи, где каждый в роду выдающийся человек, но и от тех, кто был в юности ровней ему, но старше… Может быть, поэтому, рядом с Асмоловым-Бунтарем, мы встречаем Асмолова-Покровителя («Главный психолог», «Министр», «Председатель», «Заведующий», «Академик» etc). В стихах, сквозь все роли, чувствуется боль за детей («Много о детстве сказано // Мало у детства спрошено… », заповеди, обращенные к себе и другим: «Творить себя – тяжелый труд, // Творить других – и труд, и радость».). Вот еще строчки, совершенно замечательные:
Вся Москва на ладонях у Вас. Осторожно. Не двигайте пальцами. Ресницами не шевелите. Не то вы раздавите город И его маленьких жителей.
И всё-таки в стихах верх берет Асмолов-Бунтарь (анархия, взлом, стихия): «Должен хоть кто-то попробовать // это общество перевернуть»; «Плясать можно по взрослым правилам // любить можно словами взрослыми…»); «Поздней московской ночью // На пустеющих мостовых // Милиционер разборчивый // Арестовал мой стих…»
И может быть в этом бунтарстве, встроенном в личность, разгадка первой «научной» влюбленности Александра Асмолова – в категорию установки. Он полюбил то, что составляет контраст его личности. Влюбленности Асмолова граничат с дерзостью. Он не имеет обыкновения оставлять объект своей страсти нетронутым. Так он и обошелся с установкой – как благородный человек, он обручил ее с собой, представителем леонтьевской школы, но не пощадил ее целомудренной непричастности к тому, что было дорого ему как методологу и теоретику.
«Неустановочный» человек лишил первичную установку пафоса первопричинности, превратил установку в момент «инерции деятельности», и, в конечном счете, заставил согласиться многих, что фиксированная установка есть жизнь деятельности после ее (деятельности) смерти. Его упрекали, что он-де, «оторвал деятельность от установки», а я, в противовес оппоненту, читал на его банкете после защиты:
«Аврал! Асмолов оторвал Деятельность от установки… Меж тем как истина в стыковке А не в разрыве двух начал… Но даже если, отрывая, Асмолов чуточку приврал, Мы, – восхищенья не скрывая: "Вот это да! Вот это Оторвал!"»
Его бунтарство, его наоборотничество, сказывается даже во взаимоотношении с собственными стихами. Любопытная вещь: во всем, что к стихам, казалось бы, отношения прямого не имеет: лекции, научные трактаты, теледебаты и даже проекты решений, Асмолов подлинный стилист. Совершенство формы. Композиционная завершенность. Изящество. Каждое публичное выступление – стихотворение в прозе. Да и прозой-то назвать как-то неловко… Совсем другое дело – стихи. Я уже говорил вначале: стихи Асмолова – не под метроном. Думаю, ему было бы сейчас легко, как говорят, «отделать» свои стихи, начистить до блеска: ямбу предать ямбово, амфибрахию – амфибрахиево… Но он почему-то отказывается от этой очевидной для себя перспективы.
Почему?
«Босая нога многое могла бы рассказать обутой о неровностях почвы». Приблизительно так говорил Н.А.Бернштейн. Михаил Светлов когда-то срифмовал в шутку ботинок и полуботинок. Асмолов иногда вовсе отказывается от рифм. Сбивает шаг. Целинную землю поэзии предпочитает одолевать босяком. Почва в его стихах и в самом деле, порою, неровная…
Так все-таки, почему не оттачивает и не шлифует? Ведь, казалось бы, душа поэзии протестует.
А может быть, и здесь всё то же, из 7 «а»: «Хочу я жить, как я хочу…» Ощущаю, что могу иначе, но действую, «наперекор оппозиции души…» (так будет названа одна из его будущих взрослых книг). Словом, испытываю на слабó свободу выбора?
Но, позвольте, да может ли сам поэт – шлифовать да оттачивать?
О, еще как!
Одна только поэтическая афористика чего стоит! Вот строчки чистой поэзии, с которыми многие из его друзей не расстаются годы:
Не примерить мне двух послов
Слова без смысла,
Смысл без слов
***
Всегда найдется
маленький Дантес,
И Гончаровой
Пушкин надоест.
***
Я изобрел тебя из пустоты.
В себя одел.
И под себя примерил.
Но пустотой внутри
осталась ты,
А я, как бог в людей,
в тебя поверил.
***
Пришла пора осенняя,
сегодня воскресение.
И солнечные блики
рассеяно блестят.
Есенинские девушки
мечтают о Есенине,
А обо мне спокойно,
негромко говорят.
***
Как весенние качели закачали
Мою голову весенние печали…
***
Поэтов не судят.
Их убивают.
Но после поэтов
Не забывают.
Итак, я возвращаюсь к началу этих заметок.
Стихи Асмолова, подобно эмоции «Нашел!» опережает интеллектуальные решения, содержат в себе многое из того, что раскроется позже, за пределами его поэзии. Всё то, что в нашем сообществе связано с именем Александра Асмолова – «индивидуальность», «бремя выбора», «превосхождение установок», всё, сказанное им о «неадаптантах», о толерантности, о культуре достоинства, о сострадании к ближним и дальним, присущий ему органически дар любви, способность принять роль и стать над ролью, вызвать огонь на себя, – всё это в его стихах есть.
Но всё-таки остаются вопросы, которые я хотел бы задать напрямую.
Когда-то, ты, Саша, писал о своих стихах:
«Что на свете дальше их? что на свете ближе?» –
знал ли ты тогда, тридцать три года назад, что дилемма «ближе-дальше» так и останется для тебя нерешенной все эти годы?
И – еще.
В стародавние времена, свою поэзию, ты оставил до лучших времен:
«Где мне найти слова, // чтоб втиснуть чувства? // От бедности охватывает грусть.// Оставлю лучше я капризное искусство // И с горя психологией займусь.»
Так вот, быть может, теперь, по прошествии стольких лет, подвластные тебе слова будут найдены?
Ведь опыт-то есть…
И, может быть, лучшие времена уже наступили?