Движущие силы и условия развития личности

Асмолов А.Г. — Психея
Цитировать
Асмолов А.Г. Движущие силы и условия развития личности // В кн. Культурно-историческая психология и конструирование миров. Москва-Воронеж. — 1996.

Секрет любых вечных проблем в науке заключается в спосо­бе их постановки, определяемом принятыми в данной культуре нормами и установками научного мышления. Если в течение нескольких столетий исследователи вновь и вновь поднимают один и тот же вопрос и не могут прийти к его решению, то стоит усомниться, верно ли поставлен сам вопрос, не нуждается ли он в переформулировке. К числу таких вечных вопросов относит­ся и проблема соотношения биологического и социального в человеке.

В психологии эта проблема фигурирует под разными названиями: соотношение среды и наследственности; степень «животности» и степень «человечности» в личности; роль «ситуации» и «диспозиции» (черт личности, прошлого опыта, задатков) в объяснении причин поведения личности; внутренняя и внешняя детерминация развития личности; объективные и субъективные факторы ее развития; соотношение общественно­го и индивидуального в поступках личности и ее восприятии мира и т.п.

Сторонники представлений о главенствующей роли «среды», «ситуации», «общества», «объективной» я «внешней» детерми­нации развития личности, как бы ни различались их позиции в интерпретации всех этих понятий, находят множество аргумен­тов в пользу того, что человек представляет собой продукт воздействующих на него обстоятельств, из анализа которых можно вывести общие закономерности жизни личности. Кто будет от­рицать самые обычные факты о том, что поведение личности ребенка изменяется в саду, школе, на спортплощадке, в семье.

Под влиянием других людей ребенок начинает копировать их манеры, усваивает в обществе разные социальные роли, получа­ет из школьной «среды» массу новых знаний. У людей разных культур – разные обычаи, традиции и стереотипы поведения. Без анализа всех этих «внешних», совсем неэкзотических фак­торов вряд ли удастся предсказать поведение личности. В сфе­ре этих фактов и черпают свои аргументы сторонники различ­ных теорий «среды», начиная со старых позиций «эмпиризма», согласно которым пришедший в мир человек – «чистая доска», на которой «среда» выводит свои узоры, – до концепции совре­менного «ситуационизма» (В. Мишель) в теориях личности. В этих появившихся в 70-х гг. концепциях личности с упорством отстаивается мнение о том, что люди изначально не делятся на частных и бесчестных, агрессивных и альтруистичных, а стано­вятся таковыми под давлением со стороны «ситуации». Каскад подтверждающих эту позицию экспериментальных исследова­ний, варьирующих «независимые» внешние переменные, поддер­живает «победоносное» шествие сторонников современного ва­рианта теорий «среды».

Однако, по меткому замечанию известного психолога начала XX в. В. Штерна, старые нативистские установки ( native – врожденное) опираются на не менее достоверные факты, поддерживающие победоносное шествие концепции «наследственности», традиционно объясняющей развитие и поведение личности врожденными задатками, конституцией человека и, наконец, его гено­типом. В более современной и не столь жестко привязанной к врожденным факторам форме теория «наследственности» выс­тупает в различных «диспозиционных» подходах к личности, исходящих при объяснении поведения из «врожденных» или «приобретенных» черт личности, характерологических особен­ностей, т.е. различных внутренних факторов, которые опреде­ляют прежде всего индивидуальные различия в поведении человека. Какой бы пагубной ни была «среда», настоящие таланту пробивают себе дорогу, их задатки могут прорасти в любых, даже неблагоприятных внешних условиях. Так утверждают предста­вители теории «наследственности» в ее традиционном вариан­те. Но кто станет отрицать, что человек, как и любое другое живое существо, обладает многими общими с животными формами поведения: ест, пьет, спит, размножается. В письме А. Эй­нштейну основатель психоанализа 3. Фрейд констатирует, что человеку от природы присуща агрессивность. Та же самая нату­ра человека становится территорией для поиска индивидуаль­ных различий в человеческих действиях, их отклонений от нор­мативного типичного поведения, предписанного обществом. Один из специалистов в области изучения мотивации поведения лич­ности X . Хекхаузен выделяет три параметра индивидуального действия личности, которые нелегко объяснить с помощью вне­шних «ситуационных» или «средовых» факторов.

Первый параметр — это степень соответствия действия человека действиям других людей. Чем больше действие отклоняется от типичных действий большинства людей, тем вероятнее, что за ним стоят «внутренние» личностные факторы – внутренние «диспозиции» (предрасположенности к действиям). В зале биб­лиотеки все, как правило, сидят за своими местами, а один чело­век, несмотря на недоуменные взгляды окружающих, становится на стул коленями и пишет. Этот человек имеет тенденцию к нонконформности или же обладает индивидуальным поленезависимым стилем поведения. Второйпараметр — степень соот­ветствия действия человека его же действиям в других происходящих в близкое время ситуациях. Третий параметр индивидуального действия — степень его соответствия действиям, которые имели место в прошлом в сходных ситуациях (стабиль­ность во времени). Если при повторяющейся сходной ситуации человек ведет себя по-иному, то есть основания, чтобы объяснить подобную перемену его поведения «внутренними», «индивиду­альными», а не «средовыми», «социальными» факторами (См.: Хекхаузеп Мотивация и деятельность: В 2 т. Т. I . M ., 1986. С. 15.). По­добного рода устойчивость индивидуальных действий личности, как бы ни менялась вокруг «среда», используется представите­лями теории черт личности в дискуссиях со сторонниками «си­туационных» концепций личности.

Чаша весов, на которые ложатся факты сторонников «сре­ды» и «наследственности» в любых модификациях этих подхо­дов, непрерывно колеблется. Как правило, эти факты дают простор для противоположных интерпретаций. Так, в родословной Бахов кроме И.С. Баха было еще несколько десятков музыкан­тов. Для сторонников концепции «наследственности» — это яр­кий пример передачи задатков музыкальных способностей из одного поколения в другое.

В тех же фактах представители концепций «среды» видят социально-психологический механизм, иллюстрирующий роль традиций, психологического климата в семье Бахов. Другой пример такого рода фактов — это появившееся в начале 80-х гг. сообщение, что мужчины с Х YY -хромосомной конституцией, т.е. с лишней Y -хромосомой, чаще встречаются среди заключенных в тюрьме, чем мужчины с соответствующей норме хромосомной конституцией. Эти факты, возродившие мифы о гене «преступ­ности», впоследствии не подтвердились. Чаша весов вновь скло­нилась в пользу представителей теории «среды». Однако сами по себе эти факты, по мнению советского генетика Н.П. Бочкова, ровным счетом ничего не говорят ни в пользу теории «сре­ды», ни теории «наследственности». Преступность, естественно, не детерминируется хромосомной конституцией. Тем не менее, наличие хромосомного набора XYY ненормально для человека, что может повлечь за собой патологические изменения его пове­дения, а тем самым увеличить вероятность возникновения асо­циальных поступков.

Представления о «наследственной» и «средовой» детерминации развития личности отличаются поразительной жизнестой­костью. Вместе с тем лежащий в их основе механистический «линейный» детерминизм уже вначале вызвал оппозицию. В конце нашего века эта оппозиция в принципе сохранилась, а дискуссия о соотношении «средового» и «наследственного» факторов была переведена в плоскость экспериментальных ис­следований, в частности исследований проблемы устойчивости и изменчивости свойств личности в изменяющихся ситуациях. К чему же в итоге привели эти многочисленные исследования, со­временная полемика между сторонниками теории «черт лично­сти», пытающихся прогнозировать поведение человека на осно­ве устойчивого набора присущих ему предрасположенностей к действиям, и сторонниками «ситуационных» концепций личнос­ти, строящих прогнозы человеческого поведения на основе варьирования ситуаций. Раскрывая ограниченность этих проти­воборствующих подходов, A . M . Эткинд обращает внимание на весьма красноречивый результат, ставший итогом эксперимен­тальных исследований в этой области: за реальную изменчи­вость поведения различия между ситуациями, взятые сами по себе, и различия между людьми, взятые сами по себе, отвечают лишь в 10% случаев ( Эткинд От свойств к взаимодействиям: становление сис­темной ориентации в психологии личности //Системные исследования. М., 1982.). Подобный итог исследований, за которы­ми стоит постановка проблемы «среда или диспозиция», лишний раз убеждает в том, что проблема исходно поставлена в некор­ректной форме. Но если ни ситуация сама по себе, ни личность сама по себе не определяют большинство человеческих поступ­ков, то что же их определяет? Ответ на этот вопрос в самых разных подходах к исследованию причин поведения личности звучит следующим образом: взаимодействиемежду личностью и ситуацией, взаимодействие между средой и наследственностью ( Хекхаузеп Мотивация и деятельность: В 2 т. T . I . M , 1986.).

Выход из положения был найден в различного рода двухфакторных теориях детерминации развития личности, которые до сих пор определяют постановку проблемы о соотношении биологического и социального в человеке, а также методы ее изучения.

Существует три наиболее распространенных варианта двухфакторных теорий, или, как их иногда называют, «концепций двойной детерминации развития» личности человека: теория конвергенции двух факторов (В. Штерн), теория конфронта­ции двух факторов (3. Фрейд) и концепция взаимодействия двух факторов.

Теория конвергенции двух факторов. В. Штерн, предложивший эту теорию, с подкупающей откровенностью писал, что его концепция представляет компромиссный вариант между теори­ями «среды» и теориями «наследственности»: «Если из двух противоположных точек зрения каждая может опереться на серьезные основания, то истина должна заключаться в соедине­нии их обеих: душевное развитие не есть простое выступление прирожденных свойств, но и не простое восприятие внешних воздействий, а результат конвергенции внутренних данных с внешними условиями развития. Эта «конвергенция» имеет силу как для основных черт, так и для отдельных явлений развития. Ни о какой функции, ни о каком свойстве нельзя спрашивать: «Происходит ли оно извне или изнутри?», а нужно спрашивать: «Что в нем происходит извне? Что изнутри? Так как то и дру­гое принимает участие — только неодинаковое в разных случаях — в его осуществлении» ( Штерн В. Психология раннего детства. Петроград, 1915. С. 20.). Иными словами, В. Штерн считает, что личность выступает как продукт социальной среды, т.е. соци­ального фактора, так и наследственных предиспозиций, которые достаются человеку от рождения, т.е. биологического фактора. Социальный фактор (среда) и биологический фактор (диспо­зиции организма) приводят к возникновению новою состояния личности. Впоследствии Г. Оллпорт специально подчеркнул, что предложенная В. Штерном схема или принцип «конвергенции» не является собственно психологическим принципом, а взаимодействие сил «среды» и «сил», исходящих из организма, является выра­жением диалектического взаимоотношения организма и среды.

Г. Оллпорт прав, утверждая, что схема конвергенции, предложенная философом и психологом В. Штерном, является по сво­ему характеру методологической схемой, выходящей за рамки психологии. Дискуссии о соотношении биологического и социального, длящиеся более семидесяти лет между биологами, соци­ологами, психологами, медиками и т.п. после выделения схемы «конвергенции» двух факторов («сил»), опирались на эту схе­му как на нечто само собой разумеющееся. Нередко независимо от В. Штерна и Г. Оллпорта эта схема характеризовалась как «диалектическое» взаимодействие двух факторов. Однако, от­того что к складыванию двух противоположных «факторов» прибавляется термин «диалектика», ни методологический ана­лиз развития человека в природе и обществе, ни конкретно-психологическое исследование механизмов развития личности в мире человека не продвигаются ни на шаг. Напротив, использование мнимой «диалектики» создает опасную видимость решения проблемы там, где нет ни методологически корректной постановки вопроса, ни конкретно-научных поисков путей его решения. В связи с этим, например, А.Н. Леонтьев предостерегал против легкомысленной «псевдодиалектики», за которой стоит признан­ная самим В. Штерном эклектическая позиция, исходный дуа­лизммеханистически сложенного биологического и социально­го в жизни человека.

Теория конфронтации двух факторов. Другой теорией, пы­тающейся решить вопрос о детерминации развития личности, а тем самым вопрос о взаимодействии биологического и социаль­ного, является теория конфронтации двух факторов, их проти­воборства. Эта теория выступила в психоанализе 3. Фрейда, а затем в индивидуальной психологии А. Адлера, аналитической психологии К. Юнга, а также многих представителей неофрей­дизма (Э. Фромм, К. Хорни и др.). В менее явной форме идея о конфликте между биологическим и социальным проявилась в большинстве направлений изучения личности в западной пси­хологии. 3. Фрейд считал, что любая динамика и развитие жиз­ни могут быть поняты, ^сходя из изучения двух принципов ду­шевной деятельности -‘принципа стремления к удовольствию (избегания неудовольствия) и принципа реальности. В соответ­ствии с принципом реальности «душевный аппарат» человека вынужден считаться с реальными отношениями мира, а также стремиться преобразовать их. Благодаря «воспитанию» удает­ся временно примирить те силы, которые сталкиваются из-за противоборства принципа реальности и принципа удовольствия. Если человек, побуждаемый либидозной энергией, стремится к получению удовольствия, то реальная социальная среда накла­дывает свои нормы, свои запреты, препятствующие достижению той или иной потребности. С позиции внешнего наблюдателя конфронтация двух факторов предстает как конфликт между культурой, обществом и влечениями личности. Во внутреннем плане конфронтация биологического и социального обозначает­ся 3. Фрейдом через изначальный конфликт между различны­ми инстанциями личности — «Сверх-Я» и «Оно». Сверх-Я пред­ставляет в организации личности социальные нормы, усвоенные в ходе развития субъекта под давлением принципа реальности, а Оно в основном отражает спрятанное в глубинах организма природное начало.

Теория конфронтации двух факторов неоднократно подвергалась критическому анализу в психологии и философии. При этом подчеркивалось, что в мировоззренческом плане предло­женные 3. Фрейдом схемы влекут за собой резкое противопос­тавление «личность» и «общество». Пансексуализм психоана­литической теории 3. Фрейда, его настойчивое стремление ви­деть в метаморфозах либидозных первичных порывов объясни­тельный принцип любых проявлений не только жизни личности, но и общественных движений в истории человечества, привел к появлению «отступников» в рядах сторонников психоанализа. Многочисленные попытки вначале К. Юнга и А. Адлера, а за­тем К. Хорни, Э. Фромма и многих других неофрейдистов огра­ничить сферу действия либидозных порывов как объяснитель­ного принципа развития личности шли по пути «социологизации» психоанализа, а также поиска фактов, доказывающих ог­раниченное значение сексуальных влечений в жизни личности. Известно, что 3. Фрейд не принял ни этих попыток «социологизации» психоанализа, ни этих фактов, ни обвинений в биологизаторстве. Дело заключается в том, что 3. Фрейд и его критики общались на разных уровнях методологии науки. Ни один из неофрейдистов, как, впрочем, и их противники в рядах гуманис­тической психологии, социального бихевиоризма, ролевых под­ходов к изучению личности, не вышел за рамки метапсихологии традиционного психоанализа, обоснованной 3. Фрейдом в его исследовании «По ту сторону принципа удовольствия». Этими рамками являются выведение развития жизни, истории организмов из борьбы конструктивной тенденции к ассимиля­ции (поддержанию жизни и ее развитию) и разрушающей тен­денции к диссимиляции (стремлению к распаду, к смерти), конечной целью которой является присущая любой органической жизни тяга к восстановлению прежнего состояния. Тягу к восстановлению прежнего состояния 3. Фрейд и охарактеризовал понятием «либидо», или первичный порыв, за которым стоит, по его выражению, в разных формах дуализм двух тенденций, в частности в виде конфликта Оно и Сверх-Я. Невосприимчи­вость 3. Фрейда к подобной критике имеет своим объективным основанием то, что на методологическом уровне большинство его противников критиковали частности, сами оставаясь в рамках схемы противоборства двух факторов, обеспечивающих в конечном итоге адаптацию индивида и вида, а также историю их эволюции.

Методологическая платформа психоанализа и его современ­ных вариантов не будет расшатана от полупризнаний и соци­ально-экономических прививок к психоаналитической доктри­не, которые используют неофрейдисты, отправившиеся за поис­ком истины: «Феномены социальной психологии должны, быть объяснены как процессы активной и пассивной адаптации ин­стинктивного аппарата к социально-экономической ситуации. В определенных аспектах инстинктивный аппарат как таковой является биологически данным; но он в высокой степени под­вержен преобразованиям. Роль первичных формационных (об­разующих) факторов переходит к экономическим условиям. Через семью экономическая ситуация оказывает свое образую­щее влияние на индивидуальную психику. Задача социальной психологии заключается в том, чтобы объяснить долю психичес­ких установок и идеологии – в особенности их бессознательных корней – через влияние экономических условий на либидозные порывы» ( From Э. The Crisis of Psychoanalysis . Essays on Freud , Marx and Social Psychology . 1978, P . 164.). В неофрейдизме к биологическому фактору прибав­ляется солидный социально-экономический фактор, а лежащие в основе развивающиеся системы закономерности эволюции пол­ностью остаются согласующимися с их пониманием в метапсихологии психоанализа.

Двухфакторные схемы детерминации развития личности в результате подобной критики уточняются, «переодеваются» в новые термины, но содержание их остается неизменным. В свя­зи с этим особенно сложной становится задача их критического анализа, выделения тех реальных фактов, на которые опирают­ся в современной психологии личности схемы двухфакторной детерминации развития личности, а также тех устойчивых стереотипов, схематизмов сознания в мышлении ученых, которые препятствуют продуктивной постановке проблемы биологичес­кого и социального в человекознании.