Нормативность в разнообразии

Виктор Васильевич Фирсов принадлежит к тем людям, которые поражают при первой встрече. Мы познакомились с ним в конце 1980-х годов в Гособразовании СССР, обсуждая проблемы, связанные с развитием образования и, прежде всего, с содержанием образования. Он оказался моим «однополчанином по мышлению», мы сразу нашли общий язык, и впоследствии нам всегда было легко общаться. Он из той же alma mater, что и я, — выпускник МГУ. Он был знаком с Колмогоровым, Гельфандом, Арнольдом и другими представителями плеяды великих математиков, встречи с которыми меняют жизненные масштабы и задают особые перспективы. Как и многие математики, он ценил юмор, любил пошутить. Помню, ему очень понравился мой анекдот о том, что божья сила – это божья масса, умноженная на божье ускорение.

Он был старше меня на семь лет, и это означает, что он принадлежал к поколению шестидесятников (себя я отношу скорее к семидесятникам) – Окуджавы, Нагибина, Тендрякова, Галича. Именно на мехмате МГУ выросла плеяда выдающихся шестидесятников, к числу которых принадлежал, к примеру, Евгений Сабуров. Творческий либеральный порыв шестидесятников – это порыв и Фирсова. Он всегда был свободен в общении, в любви к женщине, вообще в жизни. Он был яркой индивидуальностью и всегда жил по моей любимой формуле «индивидуумом рождаются, личностью становятся, индивидуальность отстаивают». Общаясь с Фирсовым, можно было спорить, можно было ругаться, можно было даже выпить иногда… Но за этим общением всегда стоял конструктив. Именно в этом общении рождались те логики, с помощью которых позже мы начали разрабатывать образовательные стандарты нового поколения.

Когда мы с ним приступили к обсуждению только зарождавшихся идей стандарта общего образования, я вдруг почувствовал, что он владеет идеологией Курта Левина – замечательного психолога, который ввел понятия «уровень ожиданий», «уровень притязаний» и «уровень достижений». Эти понятия в работах Фирсова трансформировались в трактовки содержания образования. Как далеко не всякий математик, он обладал интуицией психолога и понимал с достаточной степенью отчетливости, что образования не будет, если не будет мотивации. Отсюда — поиск форм образования, в основе которых – мотивация ученика к личностному развитию.
В одном из первых разговоров я поделился с ним своей тревогой о том, что школьное образование дискретно, что оно «разорвано» на отдельные предметы, а значит, неизбежен «кукушиный принцип»: каждая новая наука, превращаясь в область знаний, будет пытаться, как кукушка, подбросить свои яйца в корзину школьных предметов, тесня или выталкивая другие. В роли кукушкиного яйца в разные годы выступали самые разные дисциплины – от экономики до экологии, и всякий раз другие дисциплины должны были подвинуться и уступить им свое место.

Борясь с дискретностью школьных предметов, Фирсов ввел понятия, без которых в образовании нет ни пространства выбора, ни в вариативности. В конце 1980-х годов был начат переход от отдельных школьных предметов к топологическому (можно сказать — математическому, ведь топология – это математическая наука) понятию образовательного, или предметного, пространства. И Фирсов был пионером не только в понимании разных уровней подачи содержания образования. Такое понимание предметного и образовательного пространства помогает школе перейти от дискретной логики подачи знаний к созданию в сознании ребенка целостной картины мира.

Фирсов был влюблен в образование – не ради себя, а ради образования, и эта характеристика его личности была невероятно важной. У нас с ним была общая тревога по поводу того, что школу хотят превратить в площадку для поступления в вуз. Выдвигаемые идеи наподобие замены школьного курса географии курсом геологии по причине падения престижа геологии в вузах вызывали бы у нас лишь улыбку, если бы авторы подобных идей, имея довольно статусные позиции, не становились всякий раз мастерами предметного лобби, калечащего школьное образование.

Виктор сумел осознать, что ключевой проблемой любого содержания образования является напряжение между нормативностью и разнообразием. И задача создания нормативности, не уничтожающей разнообразие, оказалась для математика Фирсова ясной, понятной и решаемой.
Участвуя в работе по созданию стандартов нового поколения, Фирсов четко понимал, что нет стандартов без вариативности, что само понятие стандарта должно резко отличаться от понятия образовательной программы, что стандарт не может быть редуцирован до программы. В отличие от уважаемых коллег, с которыми он спорил (прежде всего представителя Российской академии образования Вадима Леднева), стандарт для него не сводился к минимуму содержания образования, поскольку минимум содержания – это всегда минимум знаний. И те, кто сегодня вновь подсаживается на иглу минимума образования, толкает к гибели школу, сводя ее цели к освоению минимума образования, а значит и к минимуму финансирования.

Мы много спорили с Фирсовым о том, что должно входить в «джентльменский набор знаний», необходимый для каждого ученика. И этот спор ученые должны вести не как лоббисты от математики или физики, а просто как культурные люди. Их задача – договориться о необходимых и достаточных знаниях, которые нужны для перехода на следующий уровень образования. Налицо совершенно иная логика, чем построение минимума, и этой логики мы с Виктором Васильевичем придерживались, как сказал бы Жириновский, однозначно. Когда в 2003-2004 годах Эдуард Днепров и Владимир Шадриков разрабатывали стандарты, в основе которых лежал минимум содержания образования, я, обсудив ситуацию с Фирсовым, написал письмо вице-премьеру Валентине Матвиенко. В письме было сказано, что такая логика породит лишь новые отряды управленцев и приведет к усилению контроля за знаниями вместо осознания того, что в постоянно изменяющемся мире само понятие минимума знаний абсурдно.

Виктор был человеком высокой когнитивной сложности. Мир для него не сводился к примитивным схемам, где есть белое и черное, либералы и консерваторы… Как для эскимосов и чукчей существует множество оттенков таких важных в их жизни явлений, как снег или иней, так и у Фирсова основные понятия содержания образования нельзя было свести к отдельным предметам или тому же минимуму. Тем, кто работает в логике «дважды два четыре», очень сложно понять человека с иной степенью когнитивной сложности (точно так же сейчас многим сложно понять принципы, по которым создается новое поколение стандартов). И, будучи человеком многомерным, Фирсов всегда с трудом общался с одномерными людьми.

Для ряда коллег Фирсов был неудобен, потому что всегда отстаивал свою индивидуальность. Идеи Фирсова не находили поддержки у его коллег по Академии педагогических наук СССР, работая в которой, он прошел тяжелый и конфликтный путь. Он вообще был конфликтным человеком, и к нему относится моя любимая формула «конфликт развивает личность». В конфликтах с разными людьми он отстаивал свои позиции, а не свои амбиции – согласитесь, есть разница. Он отстаивал новую идеологию образования, связанную с идеями Выготского, Леонтьева, Давыдова, Эльконина, которая стала основой для сегодняшнего понимания стандарта общего образования. Возможно, если бы не энергия Фирсова, каркаса стандарта нового поколения – системы трех видов требований – сегодня не было.

В 1990-х годах, после того, как Виктор ушел из АПН СССР, он продолжал работать в рамках им же созданного методического центра «Образование для всех». Здесь важно слово «методологический», поскольку Фирсов был не столько дидактом, сколько методологом (пусть и не в том смысле слова, в каком таковым можно считать Георгия Щедровицкого или Василия Давыдова). Содержание образования, разработанное этим центром по заказу Комитета по образованию Москвы, всегда было продвинутым, и московские школы благодаря Фирсову имели определенные преимущества.
Математик Фирсов не был грубым рационалистом и тем более прагматиком, он обладал особым типом мышления, которое лежит за пределами рационального и которое называют мифопоэтическим. Я тоже отношу себя к такому типу людей (у себя в приемной я не случайно повесил портрет Жюля Верна), и поэтому Виктор Васильевич Фирсов всегда был мне абсолютно близок и понятен.