Интервью

Российское образование успехи и огрехи

2000, 2004·Эхо Москвы

В прямом эфире радиостанции «Эхо Москвы» Александр Абрамов, директор Московского института Российских образовательных систем и Александр Асмолов, бывший заместитель министра образования, психолог. 
Эфир ведет Сергей Корзун. 

С.КОРЗУН: Каковы главные проблемы российского образования? 
А.АБРАМОВ: Я бы сказал, что недостаточное внимание к образованию ключевая проблема. 
С.КОРЗУН: То есть, в самом образовании проблем нет? 
А.АБРАМОВ: Нет, это ключевая проблема, из которой вытекает уже множество нерешенных задач. То есть, образование — несуществующая вещь. Обратите внимание: у нас проводилось множество кампаний, но никто из кандидатов не выступал с какими-то серьезными предложениями, серьезными программами. Соответственно, ресурсы общественные и государственные, вкладываемые в образование, недостаточны для того, чтобы решить множество проблем. 
С.КОРЗУН: Александр Асмолов, согласитесь или нет? 
А.АСМОЛОВ: Я всегда передаю главную проблему образования России словами классика: Куда идем мы с Пятачком большой-большой секрет, и не расскажем мы о нем о нет, и нет, и нет! Сегодня при огромном количестве текстов, трактатов и т.д. не решены вопросы: ради чего нужно образование, каким должно быть образование, и как строить образование в той стране, по имени Россия, которая никому не известна? 
С.КОРЗУН: А спрос на образование есть у нас? Невнимание к образованию вы подразумевали со стороны властей, партийных течений и т.д. 
А.АБРАМОВ: Почему, и общества тоже. 
А.АСМОЛОВ: Я буквально каждый день наблюдаю спрос на образование. Сейчас я вернулся с лекция для лиц со вторым высшим образованием с факультета психологии МГУ. Поток людей, которые поступают на второе высшее образование в университет или приходят, чтобы проверить себя в разных специальностях, сегодня передается именно словом поток. С моей точки зрения, очень серьезно возросла мотивация к образованию. С моей точки зрения, также ясно следующее: если раньше, завершая школу, а затем вуз, ты становился инженером, физиком или поэтом, то сегодня, завершая высшую школу, ты вначале инженер, после ты можешь податься в журналисты, после этого ты можешь стать еще кем-либо. Сегодня мы не прикованы к полученному высшему образованию, как каторжник к своему ядру. 
С.КОРЗУН: Да, если честно, и раньше не были так уж прикованы. Может быть, просто первое не востребуется, это потеря времени? 
А.АБРАМОВ: Мне кажется, что количественно можно говорить о спросе. Но если говорить о качестве образования, я все-таки вижу очень много людей, которые получают образование по тем или иным соображениям: кто-то не хочет в армию идти, кто-то получает второй диплом, растет количество людей, обучающихся в вузах. Хорошо, конечно, когда человек так мобильно себя ведет, меняет профессии. Но то, что многие профессии оказываются сегодня ненужными, — это очень важный вопрос. Скажем, я не понимаю, почему должны готовить будущих коммерсантов с дипломом физика-ядерщика. То есть поиск такого соотношения различных образовательных систем, соответствующих рынку труда, — это очень серьезная и важная проблема. 
С.КОРЗУН: То есть рынок здесь не расставил все по своим местам? 
А.АСМОЛОВ: Я очень боюсь, что мы отдаемся рынку труда и с самого начала будем думать: а что же этому мифическому рынку нужно? Во-первых, как бы много мы ни говорили о рынке, у нас в стране господствует пока психология базара, а не психология рынка. И, во-вторых, я поднимаю перчатку, брошенную моим коллегой по поводу физика-ядерщика. Меня очень занимает следующий вопрос: откуда берутся лучшие менеджеры, банкиры, руководители крупных корпораций и фирм? 
С.КОРЗУН: Лучшие музыканты из архитектурного, это все знают. 
А.АСМОЛОВ: Вот видите, я продолжаю вашу логику. Но что показывают исследования? Мы опросили народ с психфака об их специальностях в банках и других системах. Оказалось, что первые места в банках держат выпускники ВМК — факультета МГУ, очень хорошо чувствуют себя лидерами и топ-менеджерами люди, которые окончили Физтех. Я делаю акцент для моего коллеги-математика: преимущественно те, кто окончил не мехмат, а ВМК, то есть прикладную математику. Неплохо в этом плане чувствуют себя ребята, завершившие МИФИ, МАИ и МЭИ. Иными словами, получается следующее: никто заранее не знает, к чему тебя готовит эта жизнь. Но системное мышление, которое давали и физикам-ядерщикам, многих из них, как это ни абсурдно, делает четкими аналитиками в современных рыночных ситуациях. 
С.КОРЗУН: Буду спорить: банки и завалили выпускники физтехов и мехматов. Собственно, августовский кризис 
А.АБРАМОВ: Это во-первых. Во-вторых, я должен заметить, что банкиров, особенно процветающих, у нас все-таки не так много в стране, следовательно, выпускников всех этих вузов существенно больше, чем процветающих банкиров. Здесь все-таки можно отделить. Системность мышления это вещь очень важная, вещь, которую нужно воспитывать. Но для этого необязательно изучать всю ядерную физику. То есть, наверно, речь идет о поиске других моделей образования, которые позволяли бы человеку спокойно принимать решения в жизни и быть готовым. 
С.КОРЗУН: А что можно предложить топ-менеджерам? В разных государствах есть разные школы, которые считаются кузницами топ-менеджеров. 
А.АСМОЛОВ: У нас сейчас тоже существует ряд школ. Здесь идет старый спор: можешь ли ты стать топ-менеджером и овладеть искусством бизнеса, просидев несколько лет в том или ином вузе, или обязательно должен действовать принцип бутерброда: ты получаешь пару лет азы, например, системы социальных коммуникаций, экономического образования, после тебя бросают плавать в тот или иной бизнес, и после этого ты уже сам видишь, чего тебе не хватает, что тебе надо добрать, когда тебя бросили в холодную воду, в горячую воду и т.д. как с Иванушкой-дурачком или Иван-царевичем. 
А.АБРАМОВ: Честно сказать, меня не очень пугает судьба топ-менеджеров. Их во всех странах ограниченное количество. Все-таки образование состоялось тогда, когда человек, пользуясь этим образованием, выстраивает свою достойную жизнь. И здесь необязательно, чтобы образование связывалось с особенно продвинутой профессией топ-менеджера или политика. Возьмите очень нужную сегодня профессию автослесаря. Я вполне представляю себе это: и нужная профессия, и человек может с большим интересом достойно проживать жизнь. Я думаю, что постановка вопроса более широкая: каким должно быть образование на различных этапах проживания жизни для того, чтобы можно было чувствовать радость от жизни. 
С.КОРЗУН: Можете коротко сказать, каким должно быть образование? 
А.АСМОЛОВ: Есть три кита, на которых стоит образование, и здесь я полностью поддерживаю то, что говорил Александр. Первый кит это качество образования. Образование не может быть, как написал Булгаков, второй свежести, оно может быть только первой. Второе это мобильность образования. Человек, который получает образование, должен, по сути дела, уметь передвигаться и в социальном, и в физическом мире и чувствовать себя уверенным, достойным человеком. И третье: без доступностиобразования сегодня мы никуда не денемся. Качество, мобильность, доступность это азы, без которых не построится образование. И последнее: сегодняшнее образование должно быть образованием по выбору, вариативным образованием. Без этого мы будем строить человека в унифицированном обществе и он будет жить в культуре полезности, а не в культуре достоинства, и будет воспринят как вещь, которую образование должно будет отточить, как фабрика. 
С.КОРЗУН: Это были три кита от Александра Асмолова. 
А.АБРАМОВ: Я вполне поддерживаю это, но я думаю, что сам по себе список более длинный. К примеру, одно из очень важных условий для правильной постановки образования это нравственность. В этой связи я бы назвал про одно очень важное условие: образовательная среда. На человека влияет не только то, что он получает в стенах учебного заведения, но весь строй жизни. И здесь я не могу не заметить, что то же самое телевидение не слишком усердствует в воспитании человека на идеалах гуманистической культуры. 
С.КОРЗУН: Телевидение у нас явно не образовательное. 
А.АБРАМОВ: Разумеется, не образовательное. Более того, оно антикультурное, антиобразовательное. Здесь очень много условий. Вся общественная жизнь влияет, особенно сейчас, когда информационный океан стал грандиозным, я уже не говорю про Интернет и про многое другое. Но самый-то главный кит во все возраста — это учитель. 
— 
С.КОРЗУН: В течение ближайших пяти минут мы проводим интерактивный опрос. Вопрос таков: намерены ли вы лично продолжать свое образование? Мой вопрос к гостям: вы-то сами как ответили бы на этот вопрос? 
А.АСМОЛОВ: Я намерен продолжать свое образование, я этим и занимаюсь. Потому что когда я занимаюсь образованием и все время меня образовывают студенты, а это их главная функция в течение последних 30 лет, я чувствую, что у меня есть будущее, я чувствую, что я являюсь человеком в возрасте 51 года, человеком, который не чувствует себя стареющим, и мне от этого хорошо. Я чувствую себя нормальным человеком, который будет заниматься и которого учат студенты день ото дня. 
С.КОРЗУН: Студенты они такому научат, все будете знать! А Вы, Александр? 
А.АБРАМОВ: Я сейчас с большим интересом и удовольствием продолжаю свое общее среднее образование. При таких обстоятельствах: для серьезной реформы школы нужно новое содержание образования. Размышляя на эти темы, я обнаруживаю гигантские пробелы в собственном общем образовании и с большим удовольствием их заполняю. В этой связи мне кажется, что идея учения с увлечением у нас сейчас очень утрачена. Нужно, особенно в школьные годы, пережить потрясение от того, что были сделаны какие-то великие открытия, что когда-то кто-то измерил радиус земли, кто-то впервые ответил на вопрос о том, что такое атомная энергия. Но в школе как-то не всегда успеваешь это понять, а сейчас, когда приходится заниматься содержанием общего образования в целом, я с большим удовольствием занимаюсь и биологией, и географией, и астрономией. Хочется, чтобы для ребят это было поинтереснее. 
А.АСМОЛОВ: Мы с Александром собратья по любви к общему образованию. Потому что новое поколение учебников, которые появились в последнее время, по большому счету принципиально по технологиямначинает отличаться от того, что было 20-30 лет назад. 20 лет назад, при поступлении в МИФИ, ни один выпускник школы не решил задачу, все потерпели поражение на вступительных экзаменах, потому что экзаменаторы сделали ошибку и неточно сформулировали условие задачи. Казалось бы, тот, кто скажет, что в задаче не хватает условий и поэтому она не имеет решения, правильно решит задачу. Но такого не оказалось, потому что старая технология образования учила задачам, в которых все было дано, все было готово. В жизни же мы всегда имеем задачи с избыточными условиями, с недостаточными условиями, задачи, которые, как говорил учитель моего коллеги Александра Абрамова великий математик Колмогоров, надо уметь вертеть. И в этом смысле приходит новое общее образование. 
С.КОРЗУН: Вы сами себя образовываете, имеете некие основания, знания и преподавателей как таковых у вас нет? Студентов же нельзя считать в строгом смысле преподавателями. 
А.АСМОЛОВ: Студенты, как и ученики в школе, — это всегда испытание и это всегда преподаватели. Потому что объем тех вопросов, которые может задать студент или даже ученик первого класса Кто такой человек? Человек — это тот, кто остается почемучкой всю жизнь. 
С.КОРЗУН: Студент может помочь, может дать новый подход к решению проблем? Если мы берем образование как сумму знаний, конечно, вы узнаете что-то и от студентов. Но новый подход, методику поиска могут дать студенты? 
А.АБРАМОВ: Конечно. Например, возьмите тот же самый мехмат, который я кончал. Там, начиная с 3-го курса, была очень активная персональная работа научных руководителей, и задачи они решали очень часто совместно. Есть множество областей человеческого знания, когда человек с пытливым умом может подать идею. Вообще-то я смотрел бы на образование, как на некий непрерывный случайный процесс. Мы же с вами сейчас сидим и тоже образовываем друг друга. Яркая встреча, случайная идея, над которой вы начинаете думать, — это тоже процесс образования. 
А.АСМОЛОВ: Образование это всегда процесс расширения возможностей развития личности и школа личностного выбора. И сегодня образование настолько меняет наше сознание, наши внутренние миры, что я боюсь, что главная проблема-2000, которую мы проспали, — это проблема появления людей с иным сознанием. Мы когда-то говорили о том, как питекантроп стал неандертальцем, неандерталец кроманьонцем и т.д. А что происходит сейчас? Не проспали ли мы реальную проблему-2000, если ребята 16-17 лет уже другие: ребята, перед которыми я иногда испытываю страх и даже какой-то озноб? Они видят мир по-иному, чувствуют по-иному, по большому счету, понимают намного больше, чем мы. Я недавно смотрел вместе с собственным сыном, которому 17 лет, фильм Матрица, который выбирают очень многие из подрастающего поколения. И он очень часто был буквально толмачом, настолько быстро он реагирует в этом компьютерном информационном мире. А что мы сейчас делаем? Ваш опрос по Интернету — это же тоже образовательный процесс. 
С.КОРЗУН: Опрос у нас как раз закончился, подведем его итоги. Ваши предположения? Около 300 человек позвонило нам в студию. Вопрос был: намерены ли вы лично продолжать свое образование? Как вы думаете, большинство каких ответов? 
А.АСМОЛОВ: Я бы хотел, чтобы большинство было намерено продолжать свое образование. 
А.АБРАМОВ: Я думаю, что большинство намерено продолжать образование. 
С.КОРЗУН: Надо сказать, что у нас аудитория с достаточно высоким образовательным уровнем. 73% намерены продолжать свое образование, 27% такого намерения не имеют. 
А.АБРАМОВ: Это лучшая диагностика отношения к образованию в этой стране. 
С.КОРЗУН: К нам приходили вопросы по каналам Интернета. Два человека задают вопрос про перегруженность программы средней школы и неподготовленность учебных мест в плане ортопедии. Нужны ли в таком количестве уроки русского языка, литературы и истории? Я бы мог сказать: уроки по математике, по физкультуре, по начальной военной подготовке и прочее. Каждый может тянуть одеяло на себя. Не перегружена ли программа? Переход на 12-летнее обучение в средней школе может решить эту проблему? 
А.АСМОЛОВ: Возникает мифический вопрос о перегруженности школ. Я говорю мифический, потому что начинают искать в общем количестве часов. Но как говорил один из моих учителей, писатель Владимир Тендряков, час жизни Гоголя резко отличается от часа жизни Акакия Акакиевича. И если человек, который посвящает себя образованию, делает это с любовью, с увлечением, с интересом, то этот час, как и час с любимой девушкой, пролетает как мгновение. А если этот час как пытка занудством, тогда и ортопедия пострадает, и психика хромать начнет. И тогда человек превратится в убого хромающее существо, которому все время говорят: Делай то, то и то, и осуществляют над ним самую страшную пытку пытку монотонией. 
С.КОРЗУН: А вы считали, сколько школьных троечников впоследствии становятся отличными специалистами и пополняют свое образование на уровне самых лучших студентов? 
А.АБРАМОВ: Это довольно часто случается. Я вернусь к вопросу о перегрузке. Я считаю, что по многим предметам существует перегрузка второстепенным, устаревшим материалом. 
С.КОРЗУН: Что для вас является второстепенным? 
А.АБРАМОВ: Я могу привести пример на своей любимой математике. Это красивая вещь, очень увлекательная, но когда мы перегружаем технической стороной дела только для того, чтобы подготовить в ВУЗ Например, те же самые тригонометрические уравнения, неравенства, формулы это никакая не математика. Те же самые логарифмы уже очень устарели сейчас, перестали быть средством вычисления. И такого рода материал можно набрать по многим предметам. В то же время, за счет этого выиграла бы культурная сторона дела. Я думаю, что есть некие природные ограничения. Например, русский и иностранный язык это вещи, которые требуют достаточно серьезной работы в течение определенного времени. Кстати, можно поставить вопрос так, что если для того, чтобы полюбить музыку, нужно услышать ее, то нужно, наверно, в жизни послушать несколько тысяч часов хорошей музыки. Чтобы эту проблему решать, нужен радикальный пересмотр всего содержания образования. 
С.КОРЗУН: Начиная с начальной школы? 
А.АБРАМОВ: Я бы сказал, начиная с семейного воспитания. Решительно изменился мир, у нас изменилась страна, решительно изменилась планета. Сегодня она стала маленькая, информационно вы попадаете в любую точку. Обстоятельства жизни изменились настолько, а мы уже 30 лет ничего не меняли. Так что здесь предстоит очень большая, серьезная, трудная, но очень интересная работа. 
С.КОРЗУН: Александр Асмолов спорить не будет, похоже. 
А.АСМОЛОВ: Образование это всегда консервативный процесс, и, по сути дела, это тот консерватизм, которому я бы хотел даже сложить оды. Если бы мы меняли процесс образования от каждого дуновения ветерка, то, по большому счету, распалась бы связь времен. Вместе с тем, всегда встает острый вопрос: как соблюсти разумную меру, когда мы сохраняем какие-то общие основные вещи в образовании? Чем они являются? Тем инновационным меняющимся быстротечным процессом, о котором только что говорил мой коллега? Я согласен с тем, что сегодня надо менять в целом аксиоматику подачи знаний в школе. Нужны другие принципы, другие подходы. И эти подходы в контексте либеральной реформы вариативного образования уже нащупаны и уже начинали было делаться. Но как только ты садишься на галеру реформ образования, тебя всегда ждет какой-нибудь снайпер, который уже взвел ружье. 
С.КОРЗУН: Вы же сами говорили, что это консервативная вещь. Может быть, не надо ничего кардинально менять? 
А.АБРАМОВ: Здесь должна быть все-таки разумная середина. Во-первых, конечно, все реформы это сугубо эволюционный процесс. Никаких революций здесь не получится, они ничем хорошим не закончатся. Это разумная эволюция, и очень важно правильно ее вычислить. Мне много приходится размышлять на эти темы, и я недавно придумал такой закон сотворения блага: общественное благо не возникает из ничего, а является результатом большого труда людей. Причем масштабы труда пропорциональны масштабам ожидаемого блага. Так вот, если мы хотим построить школу, в которую бы все дети с удовольствием ходили, а родители бы с доверием и любовью их туда провожали, для этого требуется колоссальный общественный труд. А сегодня наши усилия абсолютно непропорциональны результатам, о которых мы мечтаем. Главное условие этого эволюционного процесса разумная организация этой работы в необходимых масштабах. 
С.КОРЗУН: Но ведь есть такие школы, куда хочется ходить. Не смогу целиком прочесть послание Екатерины, которое пришло по Интернету, но суть в том, что два сына с двухлетней разницей в возрасте, одна и та же школа за два года изменилась в худшую школу, но, в конце концов, была найдена все-таки приличная школа и для одного, и для другого. Есть хорошие школы. Кто мешает взять опыт и распространить его? 
А.АСМОЛОВ: Безусловно. Не просто есть хорошие школы. Осмелюсь утверждать, что за последние 7-8 лет благодаря вариативности образования резко выросло количество школ. И по сути дела, надо ввести принцип, чтобы ученики голосовали за ту или иную школу ногами. 
С.КОРЗУН: Да, и будут голосовать. 
А.АСМОЛОВ: Да. Будут идти в ту школу, в которую хотят, и не идти в ту, в которую не хотят. По сути дела, это эволюционный процесс, который называется естественно-школьным отбором, почти по Дарвину. Не только человек, который прислал этот текст, — таких людей много. Школы любят, в школы возвращаются. Есть еще один уникальный критерий школ, который сейчас существует. Я знаю школу, в которую, окончив высшую школу, 27-28% учителей вернулось. То есть бывшие ученики кончают вузы мехмат, геологический, физфак — и приходят в ряд гимназий. И такие школы есть в Москве. То есть влюбленность в школу это надолго. 
А.АБРАМОВ: Я не убежден, что нужно бороться за то, чтобы ученики голосовали ногами. Это могут быть вполне привлекательные для учеников стороны, но не связанные напрямую с качеством образования. Это само по себе не является объективным критерием. Конечно, есть много хороших школ. Но нельзя же добиться благополучия отдельно взятого ребенка в общей неблагополучной ситуации. Есть множество условий. Сегодня в большинстве школ по понятным причинам нельзя послушать классическую музыку. Или: мы справедливо гордимся своим физико-математическим образованием, а у нас же полный позор, что журнал Квант издается тиражом 4500 экземпляров. Это значит, что учеников, которые интересуются этим, не так много. Есть замечательные учителя, директора, есть множество энтузиастов, на которых всегда стояла Россия. Но должен быть выполнен целый ряд предварительных условий. 
С.КОРЗУН: Так может быть, не так плохо, что тираж журнала Квант — 4500 экземпляров? К нам пришел вопрос: Может быть, лучше быть профессором в узком спектре знаний, чем доцентом во всем, и не надо массово двигать физико-технические знания? 
А.АБРАМОВ: На 150 млн. человек 4500 интересующихся это совсем мало. 
С.КОРЗУН: Александр, мало или много? 
А.АСМОЛОВ: Специалист по управлению образованием это всегда профессиональный дилетант, и, по большому счету, он обязан нырнуть и в биологию, и в филологию. Действительно, чтобы модернизировать содержание образования, надо работать по формуле: Мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь. Ей богу, от этого многие не стали менее счастливыми. 
С.КОРЗУН: Если много невостребованной впоследствии информации, жалко же времени, которое на это ушло! 
А.АСМОЛОВ: Избыточность образования это, что необходимо. Кто четко знает, что тебе понадобится? Мир так быстро меняется, и если мы будем сейчас готовить людей, как когда-то в муравейнике муравей-слесарь, муравей-профессор, муравей-инженер, муравей-поэт, который знает только то или другое и узко пригнан к функции, — мы проиграем в том неизвестном, быстротечном веке, в который мы с вами вошли. Я за избыточность образования. 
А.АБРАМОВ: Я здесь согласен. Жизнь ведь устроена так, что вдруг что-то, что вы когда-то услышали, просыпается. Я, например, могу признаться, что в детстве я не слышал поэзии. Я услышал ее в 25 лет. Но для того, чтобы это произошло, должны были быть какие-то основы в более раннем возрасте. Я честно признаюсь, что я не слышал до определенного времени, а потом услышал. И такого рода открытия часто происходят в жизни. Но для этого должны быть заложены какие-то основы, особенно в раннем возрасте. 
С.КОРЗУН: Вопрос на пейджер: Чем российское образование отличается от иностранного, лучше оно или хуже? Раньше мы всегда считали, что наше образование лучше, честнее, точнее, но оно было унифицированным. 
А.АСМОЛОВ: Этот вопрос встает очень часто, и Вы очень точно заметили, что оно было унифицированным. Но говорить, чем российское образование отличается от мирового это не совсем точная постановка. Мы сравниваем образование в российских школах, причем в разных, с образованием в школах Франции, США, Гватемалы и т.д. Это миф: есть один точный и простой мир, мир того зарубежного образования, которое хуже или лучше, и есть мир нашего образования. Границы размыты. И сегодня выпускники многих школ России проходят уникальную диагностику. Мы все говорим о процессе вымывания или утечки мозгов. За этим процессом, как ни парадоксально, стоит объективная, от нас не зависящая диагностика нашего образования. И то, что наших выпускников, особенно в фундаментальных областях, разбирают во многие страны и не просто разбирают, а иногда идет охота за головами (отслеживают победителей наших физических и математических олимпиад), доказывает, что образование у нас интересное и привлекающее внимание во многих странах мира. Вместе с тем, есть вещи, в которых мы терпим поражение. В тех же точных областях. Кто-нибудь задумывался, почему сейчас стали команды Ирана, Китая одерживать победы в олимпиадах, особенно по физике, особенно в разделах, касающихся ядерной физики? 
С.КОРЗУН: Авторитарные страны, канонизированное образование 
А.АБРАМОВ: Я думаю, во-первых, что нельзя оценивать эффективность системы образования по результатам участников международных олимпиад. Это не критерий для оценки. Во-вторых, при всей этой гордости нашими победами (там, кстати, не все так просто, я несколько лет руководил командой) мы на самом деле не умеем делать очень хорошо работу по подготовке будущих ученых. Статистика говорит, что из этих спортсменов далеко не все становятся первоклассными учеными. Кроме того, насчет лучшести в мире я бы сейчас поскромнее себя вел. Я приведу один пример, по-моему, убийственный. Систему образования нужно оценивать по эффективности, с точки зрения достижения целей, которые ставились. У нас была задача воспитания строителей коммунизма, на которую было затрачено безумное количество ресурсов, энергии и т.д. Решена эта задача? 
А.АСМОЛОВ: Если мы скажем, что наше образование лучшее в мире, это будет самоуспокоение, мы будем почивать на несуществующих лаврах. 
С.КОРЗУН: Вопрос от Людмилы логично подведет итог нашей дискуссии: Уважаемые гости, у вас наверняка есть дети. Скажите, пожалуйста, где они учатся? 
А.АСМОЛОВ: Мой сын завершает 11-й класс московской школы и будет поступать на факультет информационной защиты в Российский гуманитарный университет к Юрию Николаевичу Афанасьеву. 
А.АБРАМОВ: Моя старшая дочка закончила биофак МГУ и сейчас завершает работу над диссертацией, а младшая дочка сейчас учится на втором курсе факультета социально-экономических наук при Академии народного хозяйства. Она изучает с большим интересом языки, экономику, менеджмент и т.д. 
В прямом эфире радиостанции Эхо Москвы были Александр Абрамов, директор Московского института Российских образовательных систем и Александр Асмолов, бывший заместитель министра образования, психолог.