Искусство жить рядом с непохожим
Гибель или толерантность? А иного просто не дано…
В сегодняшнем ощущении взорванного мира разговор о толерантности может быть воспринят как духовный терроризм. Именно так однажды и назвали на заседании Госдумы идеи моего сегодняшнего собеседника — профессора, заведующего кафедрой психологии личности психологического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова Александра АСМОЛОВА. Александр Григорьевич на тот момент занимал должность первого заместителя министра образования РФ и старался убрать из учебников истории бесконечную демагогию о классовой борьбе — двигателе прогресса.
Сегодня он — автор федеральной целевой программы «Формирование установок толерантного сознания и профилактика экстремизма в российском обществе». В августе текущего года программа была утверждена постановлением правительства Российской Федерации
— Александр Григорьевич, согласитесь, крайне сложно сегодня будет говорить о толерантности после видеокадров с самолетами-убийцами. Земляне в шоке — не одна какая-то отдельно взятая страна, а именно земляне. Крылатый российский глагол «мочить» сегодня может стать куда как ближе и понятнее миру, чем принципы толерантности.
— Я испытываю боль от того, что сбываются прогнозы. Года полтора назад я пытался опубликовать свою статью под названием «Сезон фанатиков» — ее в итоге опубликовала только ваша газета. И в этой публикации, и в последующей, более расширенной — «Психология обыкновенного фанатизма» (она опубликована в научно-публицистическом вестнике «Век толерантности»), и еще в целом ряде других я пытался сказать, предупредить о главном столкновении. Дело не в исламе или ваххабитах, мы должны наконец понять, что сегодня в геополитическом плане на земле сталкиваются фундаментализм и либеральная ориентация человеческой ментальности. Мы имеем сегодня чудовищное подтверждение тому, что фундаментализм вступил в действие, и сейчас ни в коем случае нельзя мыслить примитивно. Нельзя считать, что это какой-то заговор, как когда-то жидомасонский, а сегодня объявить исламский или еще другой какой-то.
— Вы не учитываете, что в нашей стране понятие фундаментализм механически, просто автоматом сразу связывается с исламом. У нас это звучит как принятое словосочетание.
— Есть фундаменталисты у тех, кто придерживается национал-большевистской идеологии, и у тех, кто придерживается национал-социализма, фашизма и других подобного рода течений. Фундаментализм — это сектантское, закрытое, агрессивное мышление, в фундаментализме личности никак не выделяются, а люди — муравьи, они только части какого-то отдельного организма, который управляет всем, и цена одного муравья в этой ситуации не имеет никакого значения. Когда мы видим самолеты, которые врезаются в небоскребы, и можем предположить, что это подвиги камикадзе, ситуация прячется. Потому что это другое: это психология, философия безличности, это то, что описано Тендряковым в произведении «Люди – нелюди», когда за нелюдями стоят как раз деиндивидуализация, деперсонализация. Любая идеология, философская система, которая нацелена на деиндивидуализацию, которая живет по формуле: «незаменимых нет», рано или поздно обернется теми вещами, которые нам сегодня продемонстрировала фундаменталистская идеология, которая, по-видимому, выразилась в людях, связанных с той или иной религией.
— Обратите внимание, сегодня уже все отчетливее ставится знак равенства между фундаментализмом и исламом.
— И вот здесь — опасность: если мы поставим знак равенства между фундаментализмом и исламом, то и сами пойдем по пути сект. В исламе были и есть личности, вспомните хотя бы, к примеру, Ибн Сину (Авиценну), а фундаментализм, повторюсь, предполагает полное отсутствие личностей. На самом деле продолжается серьезнейшее соперничество на земле, усиленное возможностями информационных потоков между фундаментализмом и либерализмом. И фундаментализм сегодня показал, что он продолжает существовать и развиваться. Я четко вижу связь этих событий не просто и не только с терроризмом. А именно с тем, что было связано и с наступлением фашизма и национал-социализма в середине прошлого века, и с тем, что происходило с красными кхмерами, и с другими явлениями. Это не отдельный заговор — идет геополитическая борьба, в данном случае я назойливо повторяюсь. В этой ситуации мы должны думать, как это ни парадоксально звучит, о толерантности.
— Вас снова назовут духовным террористом. Либо, в лучшем случае, такие мысли, я полагаю, большинством россиян могут быть объяснены прекраснодушием.
— Нет, это не прекраснодушие, когда вы видите, как бегают палестинские дети, поднимая знак «виктори», и радостно пляшут, видя, как гибнут люди, — это сызмальства человек растет как существо безличностное, растет в контексте фундаменталистской идеологии. Когда юные российские скинхеды делают то же самое — это опять же фундаментализм, атмосфера ненависти, школа фанатизма.
— Я слышала, что в подмосковном городе прошли целые толпы скинов в день, когда гремели взрывы в США. Точно так же, как и палестинские дети, они поднимали знак «виктори» и выкрикивали всякие соответствующие их пониманию момента лозунги.
— За радостью таких людей стоит комплекс неполноценности. И только толерантность, как это ни парадоксально, как ни странно, как это, может быть, даже дико прозвучит, — это та логика, которая предоставит нам вакцину от фундаментализма. Неслучайно само понятие толерантности появилось тогда, когда шла 100-летняя война между протестантами и католиками. Оттуда — толерантный мир как способ решения конфликтов.
— Насколько я знаю, существует разночтение в понимании смысла самого этого термина — толерантность. В России его понимают в основном как терпимость, на Западе — как единство человечества, уважение прав другого и право быть другим.
— Я залез на днях в вэбстеровский словарь и увидел, что там вообще нет вариантов понятия «терпимость». Толерантность с английского переводится как возможность услышать другого, понять иного. Второе значение толерантности — это устойчивость к стрессам, к ситуации неопределенности, к ситуации конфликта. И только иногда терпимость переводится как значение толерантности — это терпимость по отношению к другому…
Мне прежде вообще говорили: «Ты хочешь сделать заведение толерантности — поезжай в Саратов, там уже есть дома терпимости…» То есть в России, увы, толерантность понимают либо слишком узко, либо вообще этого слова просто не знают.
— А я что-то часто стала слышать про толерантность. Не то чтобы прежде это слово было в каком-то специальном загоне, а просто употребляли его редко, не было оно востребовано. И неожиданно какие-то общественные фонды, движения, центры и агентства стали присылать приглашения на конференции и фестивали, посвященные толерантности…
— Провокатором выступил ваш покорный слуга. Ровно три года ушло у меня на пробивание той самой программы, которая принята сегодня правительством. Попутно пробивалась, видимо, в умы людей сама суть этой идеологии, которую еще можно назвать емкой формулой: «гармония разнообразия — норма жизни»
— Толерантность — это идеология?
— Конечно. Кстати, знаете ли вы, откуда взялось само это слово — толерантность? Так называли средневековую монету, которая когда-то находилась в обиходе, стерлась, но по ней еще можно что-то приобрести. Так вот, еще в незабвенных шестидесятых годах мы с писателем Владимиром Тендряковым (он был женат на моей сестре и очень близок мне духовно) задумывались и обсуждали следующие вещи: почему мы живем в мирах, где главным двигателем истории являются конфликты? Почему мы исповедуем конфликт как главную философию существования мира? Карл Маркс сказал, что только на крови одного класса можно вывести другой класс. Другой блистательный конфликтолог, которого звали Чарльз Дарвин, провозгласил борьбу видов за существование, и квинтэссенция этой идеологемы — формула «выживают выжившие» — приводит к мысли, что один вид, для того чтобы выжить, непременно должен убить другой. И дальше уже просто любимый мной конфликтолог говорил, что развитие личности движется через конфликт «сверх-Я» и «Я». Я, конечно, имею в виду доброго старого Зигмунда Фрейда и целый ряд разработок его дочери, Анны Фрейд. Я намеренно называю ключевых лидеров совершенно разных проектов. И назову еще блистательного Клода Ливи Стросса (я имею в виду культурную антропологию), после которого мышление в мире стало еще более резко делиться на бинарные оппозиции. Либо – либо, структура сознания, мышления, мировидения стала вводить черно-белые краски: одно против другого.
— Да, похоже, действия наших политиков иногда только так и можно объяснить.
— Наших? Да в нашей российской жизни нет ни одной партии «за», все рождаются по принципу: «против кого дружите?» Идеология толерантности — совсем другое, это идеология культуры достоинства, идеология людей, которые в выборе «быть или иметь» предпочитают быть, это культура, которая по большому счету восходит к другим логикам развития. Здесь я пользуюсь выражением человека, также сыгравшего огромную роль в том, что я пришел к программе толерантности, — в 70-х годах я имел счастье слушать профессора Мераба Мамардашвили. Он удивительно как-то умел показать, как примитивны культуры, стоящие на банальном понимании конфликта.
Конфликтологи задали миру логику конструирования конфликта.
— Сконструировать толерантность, да еще в сегодняшней ситуации, наверное, совсем не просто. И, если честно, мне кажется, не совсем реально.
— Так кажется лишь потому, что огромное количество нашей прессы занимается сегодня грамотным формированием интолерантного мышления. Это, увы, вечная вещь, помните, еще у Беранже «Господин Искариотов»?
Но вот какая аналогия мне представляется важной: был такой старый фильм «Тайна двух океанов». Там подводная лодка попала во льды, и, чтобы выбраться, командир дает команду: «Прогреваем лед». И показано, как лодка начинает сама разогреваться, греть перед собой атмосферу. Так вот, программа толерантности прогревает атмосферу для либерального климата России.
— Примитивнейший вопрос, но очень важный: вот есть уже конкретное чудовищное зло. Как на него может ответить страна, если пользоваться критериями толерантности?
— Как-то мой большой друг Борис Заходер отвечал на такой же примерно вопрос. Ему сказали: вот на добро надо отвечать добром, это понятно. А чем ответить на зло? «Справедливостью», — сказал он после некоторых раздумий.
— Как, по-вашему, США после такого неимоверного потрясения смогут оставаться толерантными?
— Либо толерантность, либо фундаментализм — иного сегодня просто не дано.
— Звучит, как «кошелек или жизнь». А как вы предлагаете растопить лед, какими конкретно методами?
— Есть опыт Канады. Это страна, где на уровне государственных служб существуют отделы толерантности. Очень нужны социотехники, культурные практикумы. Нельзя недооценивать, насколько повенчаны идеология и образование. Мы будем пытаться рождать в школьных программах тренинги толерантности для подростков. Мои коллеги уже подготовили такое учебное пособие под общим названием «Жить в мире с собой и другими». Эти тренинги уже прошли успешную апробацию в дагестанской школе. Создан центр толерантности в Красноярске, есть резервная база — кафедра психологии личности МГУ и, наконец, журнал, который я стал выпускать, — «Век толерантности». Там есть и недооцененный в свое время Петр Кропоткин — фрагменты его замечательной статьи «Взаимная помощь среди животных и людей как двигатель прогресса», статьи современных психологов и философов, в том числе и мои. Там есть «Декларация принципов толерантности» ЮНЕСКО – она приведена полностью в очень хорошем переводе. Если этого не делать, не будет ничего, не будет раствора для создания толерантности. Есть у Павла Флоренского очень точная мысль: «культура — это среда, растящая личность».
— Которая возможна даже в ситуации войны внутри страны? Вы верите в то, что война и толерантность, пусть даже и утвержденные одной и той же властью, — вещи сочетаемые?
— Помните, Печорин говорит: «Я не был ни подонком, ни негодяем. Но все видели признаки подлости на моем лице, и они появились». И когда мне говорят, что нельзя идти ни на какие контакты с сегодняшней властью, я объясняю, что, если мы сейчас будем видеть только признаки подлости в лице того режима, с которым имеем дело, они будут сконструированы окончательно. Развитие культуры — это социальное конструирование.
Если раньше мы знали, что смертен человек, то сегодня поняли, что смертно само человечество. Толерантность — искусство жить непохожим рядом, принятие иного, способ решения конфликтов, искусство цивилизованного компромисса; да именно в ситуации войны и террора она — спасение, вакцина. Иного пути просто нет, все остальное — дорога к смерти.